Синельниково было забито войсками. Местные жители, многое повидавшие за последние годы, не обращали на нас внимания. Случалось, правда, что иной любознательный дед, заслышав незнакомый говор, спросит:
— З яких мест будете?
Кто-нибудь из охотников поговорить выпятит колесом грудь, отрапортует:
— Хатырчинской губернии, Гиждуванского уезда, Маликской волости, кишлака Янги-Базар!
Почешет старина затылок и пойдет восвояси, бормоча под нос, что вот принесло чертяк яких-то, и бис их знае откуда.
Еще в Харькове мы узнали неожиданную весть: Нестор Махно обратился к Советскому правительству с предложением сотрудничать в войне против белогвардейцев. Социально-политические причины, заставившие его перейти на сторону Красной Армии, В. И. Ленин объяснял тогда тем, что люди, группировавшиеся около Махно, уже испытали на себе режим Врангеля и то, что он им может дать, их не удовлетворило. «Здесь, — писал Владимир Ильич, — получилась такая же картина, как с Деникиным и Колчаком: как только они затронули интересы кулаков и крестьянства вообще, последние переходили на нашу сторону».
Центром махновщины было Гуляй-Поле, расположенное верстах в ста двадцати южнее Синельниково. Но «союзники» шныряли везде, держались развязно, хамили. Правда, до стычек дело пока не доходило.
Тылы 4-й армии, куда влилась наша бригада, располагались в районе Александровска (ныне Запорожье). Мне вскоре пришлось туда поехать: надо было раздобыть подковы с шипами. Наши, туркестанские, не годились для обледеневших дорог.
Попусту пробегав по различным учреждениям, я забрел в штабную столовую перекусить. В ней было полным полно народу. Кое-как отыскал стол, за которым сидело всего трое: два рослых, прямо репинских, запорожца и невзрачный пожилой мужчина. Бросились в глаза его длинные каштановые волосы. Выбиваясь из-под серой каракулевой папахи, они свисали до самых плеч.
Подумалось: это не иначе как из Гуляй-Поля дяди. Поздоровавшись, спросил:
— Разрешите присесть?
— Сидай, хлопчик, — ответил лохмач, видимо польщенный уважительным обращением. Его испитое лицо изобразило подобие улыбки.
Я тоже растянул губы и так повернул левую руку, чтобы собеседник увидел на рукаве командирскую эмблему — два скрещенных клинка с подковой под ними, а еще ниже — три серебряных квадратика. Намек был понят, и длинноволосый снисходительно поправился:
— Будь ласка, товарищ командир.
Мои случайные сотрапезники ели явно не столовскую пищу. На тарелках лежали сало, домашняя колбаса, яйца, куски жареного мяса. Больше всего поразил меня хлеб — пышный, белый. Уж сколько лет не то что есть, видеть такого не приходилось.
Расстегнув широкий каракулевый воротник своей синей венгерки, патлатый потянулся к тарелке. Подцепил кусок поджарки и, прежде чем отправить в рот, сказал по-русски, без всякого акцента:
— Богата еще Украина снедью. Многие старались, а все ж не успели разграбить.
— Верно, батько, все тащили и теперь тянут кому не лень, — угодливо поддакнул один из «запорожцев».
Сказано было явно в адрес Красной Армии. Я уже пожалел, что так опрометчиво затесался в эту подозрительную компанию. А тут еще этот, с водянистыми глазами, пригласил присоединиться к трапезе. Я поблагодарил, но отказался, объяснив, что уже обедал, а зашел сюда только для того, чтобы встретиться с нужным человеком.
Сосед справа ткнул меня локтем и просипел в ухо:
— Та це сами батько Махно!
Я был ошарашен. Не знаю, как бы я повел себя дальше, если бы не заметил командира немецкого дивизиона Владимира Колодина. Я тотчас вскочил и, прощально козырнув соседям, поспешил к нему.
За дверью мы остановились. Я рассказал о встрече с «самим Махно».
— Брось врать, — рассмеялся Колодин. — Тебя наверняка разыграли. Махно, говорят, из Гуляй-Поля и не вылезает.
Из столовой вышел незнакомый комбриг. Он обедал поблизости от махновцев. Я спросил его, не знает ли он людей, которые находились за одним со мной столом.
Комбриг внимательно оглядел меня, не спеша закурил и лишь после этого ответил, что низенький — Махно, тот, что рядом с ним, — Петриченко, командир их конно-пулеметного полка, а напротив — правая рука батька — Каретников, или, как они его зовут, Каретник. Последний был у махновцев вроде начальника штаба, а теперь командует теми частями, которые совместно с нами должны действовать против Врангеля. Но что-то не опешат они на фронт, больше по тылам околачиваются. Эта троица да еще анархист Волин — вот, собственно, и все их «верховное» командование.