Но затем доктор Уэнделл пожурил себя. Он только сейчас вспомнил, что этот студент прибыл сюда лишь несколько дней назад — на замену другому студенту, отправленному домой.
«Парнишка просто еще не знает неписанных правил жизни здесь, на Южном полюсе».
Доктор Уэнделл, напротив, находился здесь, в лагере на базе имени Дайера Мискатоникского университета, уже всю зиму и теперь был очень хорошо знаком с особенностями жизни в этом самом отдаленном регионе мира.
Одной из этих тонкостей являлось уважение к личному уединению других людей — или же к тому личному пространству, какое вообще было возможно в условиях этого маленького и очень удаленного лагерного поселка.
Доктор Уэнделл постучал по клавишам, и на мониторе появилась защитная заставка — сменявшие друг друга изображения землетрясения в Нортридже (Калифорния) в прошлом веке. Менявшиеся снимки катастрофы скрыли от посторонних глаз модели землетрясения, над которыми работал ученый.
Геолог решил, что не хочет, чтобы этот молодой человек или кто-нибудь другой из числа этих студентов-выпускников увидел бы данные, которые все еще бежали сверху вниз по экрану его компьютера, скрытые защитной заставкой.
Доктор Уэнделл знал, что этот специализирующийся на геологии студент был толковым и умным, иначе университет сюда бы его не отправил. Он также понимал, что этот парень легко может сделать неверные выводы из увиденного на приборах. Эти данные могут быть совершенно неверно поняты и вызвать панику в лагере, если обнародовать их слишком рано, или же абсолютно неверно истолковать.
«Хотя я вряд ли сам их понимаю», горько подумал доктор Уэнделл, задаваясь вопросом, должен ли он приказать эвакуироваться.
По правде говоря, геологическая активность, наблюдавшаяся подо льдом, для него самого являлась загадкой. Из-за огромного веса льда, давившего на нее, тектоническая активность земной коры в районе Южного полюса являлась редкостью. Лед был настолько тяжелым, что он вдавливал земную поверхность в мантию Земли. Если этот лед внезапно исчезнет, земля под ним может подняться футов на сто вверх или даже выше нынешнего уровня.
«Если лед начал по какой-то причине таять, то это объясняет такую геологическую активность», думал доктор Уэнделл. Однако этой весной не было замечено никакого существенного таяния льдов, насколько он мог об этом судить по замерам. Из-за чего сейсмическая активность значительно ниже их основания являлась загадкой.
Но доктор Уэнделл не любил загадок. Именно страсть разгадывать их являлась одной из причин, почему он стал ученым. Тот факт, что он еще не раскрыл именно эту загадку, сильно его беспокоил.
И лагерю имени Дайера, уже и так встревоженному в связи с необъяснимым исчезновением собак для упряжек накануне ночью, вовсе не нужна была еще одна загадка.
Народ здесь был нервным, и услышать от него новые вызывающие вопросы и толкования противоречивых геологических данных, наводившие на мысль о потенциальной катастрофе, сейчас совсем им были некстати.
Доктор Уэнделл ввел свой личный код, заблокировав свой компьютер для всех остальных. Затем, со стоном, высокий бородатый мужчина поднялся со складного пластикового стула и распрямил спину. Его суставы одеревенели из-за того, что он сидел перед компьютером все утро и весь день, а также от постоянного и вездесущего холода, который, казалось, проникал в сборные домики лагеря, как бы мощно ни были бы настроены нагревательные электроприборы.
Геолог заметил, что аспирант с любопытством потрогал один из хрупких и чувствительных термометров, измерявших подземные температуры. Доктор Уэнделл громко кашлянул, и юноша быстро сунул руки в карманы своего тяжелого пуховика.
«Если ты собираешься остаться здесь и работать, пожалуйста, ничего не трогай», терпеливо объяснил студенту доктор Уэнделл. «А так как ты должен будешь следить за сейсмографом, нужно, чтобы ты сразу же дал мне знать, если в показаниях будут какие-нибудь резкие изменения».
Геолог кивнул головой в сторону прибора, щелкавшего в углу длинного и узкого заставленного оборудованием домика. Этот аппарат являлся уменьшенной версией огромного сейсмографа, имевшегося в университете. Тот аппарат замерял сейсмологические события во всей Новой Англии и в части Канады. А радиус охвата этого аппарата составлял всего лишь около пяти километров, но он работал по тем же принципам и был однотипен по конструкции. Как и у сейсмографов больших размеров, характерной его чертой был длинный лист бумаги, медленно прокручивавшийся по плоской горизонтальной поверхности, на которой сейсмочувствительный стержень вычерчивал ломаную линию чернилами на чистой белой бумаге. На полях этой бумаги ежесекундно проставлялись время и дата.
Прибор замерял колебания земной поверхности глубоко внизу, под древними льдами Антарктиды. Он делал это уже долгие месяцы. Рядом с прибором лежали рулоны ранее использованных бумажных свитков с проставленными от руки резким и четким почерком доктора Уэнделла черным маркером датами.
Геолог напомнил студенту, как работает аппарат и за какими необычными явлениями нужно следить. Молодой аспирант, стиснув зубы, стерпел ненужную ему лекцию.
Затем пожилой ученый застегнул молнию своей куртки и надел толстые перчатки на тонкие, которые уже были у него на руках.
И через секунду бородатый ученый вынырнул из пластиково-металлического сооружения, прозванного «кабачковым домиком» из-за своей необычной формы — оно было похоже на длинный, ярко-красный кабачок, лежащий на снегу. Сооружения таких конструкций были дешевле, их легко было устанавливать и поддерживать, и их можно было найти на научно-исследовательских станциях по всей Антарктиде.
Скопление таких прижавшихся друг к другу сборно-разборных быстровозводимых сооружений служило лабораториями и жилыми помещениями для двадцати шести мужчин и трех женщин, отправленных в Антарктиду геологическим факультетом Мискатоникского университета. Их работа заключалась в изучении необычной сейсмической активности, зафиксированной в этом районе Земли Уилкса.
После относительного полумрака, царившего в его домике, яркий блеск нескончаемого дневного солнечного света Антарктиды заставил ученого надеть солнцезащитные очки. Это обязательно нужно было делать, чтобы не страдать от снежной слепоты. Экспедиция уже вынуждена была отправить назад одну аспирантку на ежемесячном служебном вертолете с австралийской станции на острове Маккуори. Несчастная девушка забыла захватить очки на полевую экспедицию. К счастью для нее, снежная слепота носит обычно временный характер.
Когда доктор Уэнделл шел через лагерь, возник и стал нарастать холодный нисходящий сверху ветер. По ледяной равнине понеслись крошечные кусочки льда, а вокруг шестнадцати домиков, служивших для группы жилыми помещениями, закружили порывы ветра. Эти маленькие тесные строения называли иногда «домиками-яблоками», потому что именно на них они были очень похожи — на кучку яблок, брошенных кем-то в снег.
Как и вытянутые «домики-кабачки», эти здания были ярко-красными, потому что такой цвет заметно выделялся на снегу, и они были хорошо заметны с воздуха или же в тумане внезапной бури.
«Ну, по крайней мере, не ожидается приближения бурана», думал доктор Уэнделл. «Сейчас здесь уже почти лето. Вот только утих бы нисходящий ветер…»
Температура в Антарктиде в это время года была почти теплой — она колебалась между максимумом в виде нуля по Фаренгейту (–17є С) и минус двадцатью. Однако нисходящие стоковые ветры, вызванные сдвигами гравитации в районе Южного полюса, могли довести температуру воздуха под воздействием силы ветра до минус пятидесяти градусов или даже еще ниже.
Доктор Уэнделл поежился и задрожал. Даже сквозь завывания ветра ему был слышен звук запускаемого электрического генератора, работавшего на бензине и снабжавшего электропитанием лагерь, телефоны, разного рода коммуникационное оборудование, а также все научные приборы.
Без электричества люди здесь, на базе имени Дайера, насмерть замерзнут за одну ночь.