Но самым худшим стало объявленное стране решение, потрясшее ее две недели назад. В пятницу вечером, уже после закрытия фондовых рынков и после того, как большинство репортеров разъехались по домам на выходные, президент подписал распоряжение, которым объявлялось бессрочное чрезвычайное положение, и в стране фактически вводилось военное положение. Он даже приостановил подготовку к предстоящим президентским выборам, которые должны были состояться в ноябре 2000 года, на «как минимум» три месяца.
Конгресс, контролируемый оппозиционной партией, стал возмущаться и по-прежнему продолжал выражать недовольство. Но президент оказался достаточно осторожным, чтобы замутить воду, напустив туман с помощью целой армии юристов по конституционному праву — и к тому же он ведь был главнокомандующим армии. Пока что все это казалось более или менее законным.
Однако американцы роптали. И вскоре они могли решиться на нечто большее, чем просто роптание…
«Если бы только правительство оставило в покое частный сектор и дало бы простым людям самим справляться с проблемами», горько подумал Эндикотт. «Люди сами знают, что для них лучше — а власть не знает. Вместо этого администрация постаралась захватить в свои руки как можно больше власти, чем она того заслуживает, и гораздо больше того, с чем она вообще способна справиться… И вот посмотрите на результат!»
Таким бизнесменам, как Майкрофт Э. Эндикотт, в эти дни приходилось действовать осторожно. Пока что власти оставляли его в покое — равно как и само представление о свободе слова — предоставив их самим себе. По крайней мере, они так поступали до этого небольшого визита зануды-аппаратчика, засланного к нему казачка президента.
«Вы, без сомнений, понимаете точку зрения президента, г-н Эндикотт», сказал молодой человек, прервав тяжелые раздумья Эндикотта. «Президент искренне стремится учитывать интересы всех людей нашей страны. И ему лишь хочется заверить американский народ, что двадцать первое столетие станет временем мира и процветания».
«Я не вижу нынче никакого особого процветания», ответил Эндикотт. «А лишь огромное число надломленных людей, обремененных всякими налогами и пытающихся свести концы с концами… И покой будет у вас только до тех пор, пока одно из этих чудовищ не появится снова и не причинит массу новых проблем».
«Не беспокойтесь насчет чудовищ», настаивал на своем молодой человек. «Наш флот и береговая охрана следят за Годзиллой. Относительно Варана кайдзюологи предполагают, что он, вероятно, мертв, Кинг Гидора вышвырнут с планеты, а Родан гнездится где-то в районе Северного полюса».
«И все равно это не объясняет отсутствие процветания», заметил Эндикотт, но молодой человек проигнорировал его замечание.
«Так каков же ваш ответ?», потребовал он, и в голосе его вновь послышалось высокомерие.
Майкрофт Э. Эндикотт в ответ на пристальный взгляд молодого человека столь же пристально взглянул на него — тем взглядом, который вскоре заставил взор юноши сильно поблекнуть.
«Мой ответ таков», сказал Эндикотт, выпрямившись в кресле. «Соединенные Штаты Америки по-прежнему все еще свободная страна, с Биллем о правах, который гарантирует свободу слова. Иными словами, это означает, что то самое спорное шоу, о котором идет речь, выйдет в эфир завтра — без изменений — нравится ли это президенту или нет».
«Если таково ваше окончательное решение…», сказал молодой человек, бросив на него беглый раздраженный косой взгляд, сопроводив им напряженное выражение его глубоко разочарованного лица.
«Да, окончательное», холодно ответил Эндикотт.
Молодой человек кивнул и поднялся с кресла. Он взял свой дипломат, стоявший у него в ногах и, не говоря ни слова, направился к двери. Но когда его рука коснулась дверной ручки, он остановился и снова повернулся к пожилому человеку.
«Благосостояние наступит», безапелляционно заявил молодой человек. «Президент, которого вы так готовы критиковать, только что заключил договоренности с Южной Америкой, что удвоит количество нефти, которую страна сможет импортировать — и с лихвой компенсирует недостаток ближневосточной нефти».
Молодой человек с важностью и самомнением кивнул, прежде чем продолжить. «И пока нефть будет поступать, реализация проекта „Возрождение Америке“ будет продолжена».
Он повернул дверную ручку, затем вновь остановился и надменно улыбнулся. «И мы не позволим на этот раз никаким монстрам нас остановить, мистер Эндикотт!»
Суббота, 11 ноября 2000 г., 20:37, Мемориальный ангар INN имени Максвелла Халса, Научный комплекс имени Халса, Лейкхерст, штат Нью-Джерси.
В любом случае Шелли Таунсенд не смогла бы услышать, что у них зазвонил телефон, из-за оглушительного воя ничем не прикрытого турбореактивного двигателя.
Механизм был установлен на огромном металлическом каркасе в одном из углов этого огромного ангара. Его оглушительный рев заполнял все это замкнутое, похожее на пещеру строение. К счастью, Шелли заметила, что на телефоне за спиной отца замигала лампочка. Она тронула его за плечо и показала на аппарат.
Ее отец вытер руки о свой белый халат и выругался. Шелли это не услышала, но она довольно хорошо умела читать по губам и поняла, что он сказал.
Саймон Таунсенд поднялся со стула, не отрывая глаз от пульсирующего двигателя. Несмотря на сильнейшее давление и тряску, им производимые, турбодвигатель по-прежнему надежно крепился на каркасной конструкции, примерно в пятидесяти футах от них. Стены ангара содрогались от грубой и мощной силы, которую он генерировал.
Наконец, мужчина оторвал взгляд от двигателя и подал сигнал дочери, подняв правую руку и показав ей четыре пальца.
«Еще четыре минуты», беззвучно произнес он губами.
Шелли кивнула, и авиаинженер исчез в шумозащитной кабинке, чтобы ответить на звонок своего спонсора.
Девочка-подросток тем временем взглянула на пульт управления, находившийся перед ней, а затем на сам двигатель. Пока что испытание двигателя проходило нормально, но Шелли понимала, что в любой момент что-нибудь может пойти не так.
Она также знала по прошлому опыту, что двигатель номер шесть был очень капризным. Он несколько раз глох в ходе летных испытаний, а вчера он уже в третий раз перегревался, без всяких видимых на то причин.
Этот инцидент и стал причиной проведения в последнюю минуту испытания этого двигателя, что предусматривало снятие двигателя с воздушного корабля, закрепление его на каркасе и оставление его в рабочем состоянии до тех пор, пока он снова не перегреется. Бригада техобслуживания, конечно, начала ворчать, но благодаря казавшемуся бездонным кладезю изобилия, исходившему от «Независимой Новостной сети», всем им будут оплачены сверхурочные.
Всем, кроме Шелли Таунсенд и ее отца.
Они работали потому, что верили в свою работу, а не потому, что хотели денег.
Когда оставалась примерно минута, показания на датчике температуры на панели управления Шелли начали ползти вверх. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы заставить ее внимательно следить за мигающим цифровым дисплеем.
За тридцать секунд до конца температура двигателя вновь стала подниматься — по крайней мере, судя по внутренним датчикам турбодвигателя. Шелли проверила показания расхода топлива. В двигателе еще оставалось много газа. Она протянула руку и перенастроила таймер, продлив испытание двигателя еще на пять минут.
А затем она уселась обратно на место контролировать температуру.
Хотя ей было всего семнадцать лет, Шелли Таунсенд знала аэростат, носивший название «Дестини Эксплорер» («Искатель Судьбы»), полностью, от носа до кормы — почти так же хорошо, как и ее отец, человек, который спроектировал и построил его. Несмотря на то, что у нее еще даже не было диплома об окончании средней школы — эта ситуация, впрочем, вскоре, в июне, будет исправлена — Шелли вполне была способна провести тест этого двигателя не хуже лучших авиатехников своего отца.