(3) Во многих заведениях наших, по невозможности воспитанников узнать в один год всей Географии, читают ее в двух и даже в трех классах. Это хорошо, и География стóит, чтобы ее проходили не в одном классе; но преподаватели впадают в большую ошибку: размежевывают земной шар на две или, смотря по классам, на три части и самому начальному классу достается Европа[103], рассматриваемая обыкновенно в политическом отношении с подробнейшими подробностями, тогда как высшие классы блуждают по степям и пескам Африканским и беседуют с дикарями. Не говоря уже о безрассудности и странной форме такого преподавания, нужно иметь необыкновенную память, чтобы удержать в ней всю эту нестройную массу. Если же и допустить такой феномен в природе, то в голове этого феномена никогда не удержится одно прекрасное целое. Это будут тщательно отделанные, разрозненные части, которыми не управляет одна мощная жизнь, бьющая ровным пульсом по всем жилам[104]. Это народ, созданный для Монархического правления и утративший eго в буре политических потрясений.
География, по моему мнению, должна быть преподаваема воспитанникам в два различные возраста их детства. В первом классе должен быть наброшен весь эскиз мира; все части земного шара должны составить одно целое, одну прекрасную поэму, в которой выразилась идея Великого Творца[105]. В поэме этой все должно быть ясно, все поставлено, утверждено на своем месте; в ней все должно быть живо, ярко, всякая часть должна соответствовать прочим, и ни одна не должна принимать окончательной, мелкой отделки. – В другом классе или возрасте, эта идея, начертанная в голове воспитанника, только раздвигается. Тут он рассматривает в микроскоп тот самый мир, который схватил он доселе простым взглядом. Тут уже политическая География может более войти в состав поэмы; юный ум ознакомливается короче с техническими терминами и положениями науки.
(4) Преподаватель более всего должен стараться, чтобы дитя удержало в памяти своей вид, фигуру земли. Для этого нужно заставлять его чаще чертить наизусть такую-то землю, такое-то море[106]; а чтобы облегчить трудность, сопряженную с таким занятием, он должен замечать ему сходство такой-то земли с видимым физическим предметом (Европы, например, с сидящей на коленях женщиною[107] или летящим драконом) и т. п.
(5) Порядок частей Света должен быть для воспитанника расположен таким образом: первое место должна занимать Азия, как колыбель человечества[108]; второе Африка, – как жаркое юношество[109]; третье Европа – зрелость и мужество[110]; четвертое Америка и наконец разрозненные по необозримому Океану острова. Такое разделение для него кажется естественнейшее[111]: в это время своего возраста, воспитанник обыкновенно проходит начало Древней Истории, и уже ознакомлен с священными событиями Ветхого Завета, которые все совершались в Азии. – Дитя наперед всего должно непременно составить себе общее характеристическое понятие о каждой из сих частей света. Во-первых, об Азии, где так все велико и обширно, где люди так важны, так холодны с вида и вдруг кипят неукротимыми страстями; при детском уме своем думают, что они умнее всех; где все гордость и рабство; где все одевается и вооружается легко и свободно, все наездничает[112]; где Турок рад просидеть целый век, поджав ноги и куря кальян свой, и где Бедуин как вихорь мчится по пустыне; где вера переходит в фанатизм и вся страна – страна вероисповеданий, разлившихся отсюда по всему миру. Об Африке, где солнце жжет и океаны песчаных степей[113] растягиваются на неизмеримое пространство; львы, тигры, кокосы, пальмы, и человек, мало чем разнящийся и наружностью, и своими чувственными наклонностями, от обезьян, кочующих по ней ордами[114]; и т. далее.
(6) Начертив вид части Света, воспитанник указывает все высочайшие и низменные места на ней, рассказывает, как разветвляются по ней горы и протягивают свои длинные, безобразные цепи[115]. В этом смысле можно с пользою употреблять Риттерово барельефное изображение Европы[116], хотя оно не совсем еще удобно для детей, по причине неясного отделения света от теней. Всего бы лучше на этот случай отлить из крепкой глины или из металла настоящий барельеф. Тогда воспитаннику стоило бы только взглянуть на него, чтобы сохранить навсегда в памяти все высокие и низменные места.
103
Такова последовательность в учебниках всеобщей географии К. И. Арсеньева и И. П. Шульгина.
104
В этом положении Гоголя можно обнаружить следы рассуждения А. Л. Шлёцера о том, что всеобщая история может быть понята как сумма или как система, предметом которой становится история человечества, а не отдельных народов. В связи с историей как системой и у Шлёцера поднимается вопрос о возможностях памяти: Представление всеобщей истории, сочиненное А. Л. Шлёцером. СПб., 1809. С. 14, 26–27, 37. Oднако метафоры жизни, бьющей ровным пульсом, у него нет.
105
Ср.: «Воззрение на природу, составляемое философом искусственно, для искусства естественно и первично. Именуемое нами природой – лишь поэма, скрытая под оболочкой чудесной тайнописи» (
106
Во второй редакции статьи в этом месте ср.: «Черчение карт, над которым заставляют воспитанников трудиться, мало приносит пользы» (VIII, 100). Сосредоточенность на мнемонических практиках была свойственна старой парадигме географии, систему обучения которой Гоголь должен был испытать лично.
107
На барельефном изображении Европы Карла Риттера (
108
Мысль Гердера, однако у Гоголя, скорее всего, из журнальной публикации: «Азию называют еще колыбелию человечества» (Опыт характеристики четырех частей света (Соч. Мёллера): Из Шеллинговой всеобщей газеты для немцев 1813 г. // Московский вестник. 1827. Ч. 6. № 24. С. 426).
110
Ср.: «…в Европе доброго, предприимчивого, смышленого и глубокомысленного мужа» (Там же). Ср. также: «…и на пределах юношества расцветает сильное, зрелое мужество, которое в свою очередь сменяется старостью» ([
111
Ср.: «Недавно профессор Стеффенс заметил, что есть соответствие между сими темпераментами и возрастами каждого человека, младенческим, юношеским, мужеским и старческим: такая же аналогия приметна и здесь» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 425).
112
Ср.: «…высокомерие и гордость, сия внутренняя глубочайшая, непобедимая почти, склонность нашей испорченной природы, есть самая явственная и характеристическая недобродетель, главной порок Азии»; «С каким неподражаемым проворством мчатся Арабы, Киргис-Кайсаки и другие Татарские степные народы на своих конях, быстрых как серны» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 409–412).
113
Гумбольдт рассматривал пустыни Африки как вид степей, называя «беспрерывным песчаным морем», см.:
114
«Духовное образование человека превращается опять в животное. Лицо, выражение и зеркало души, сходствует с лицом обезьяны, чувственного, похотливого рода» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 419).
115
Ср.: «Гора за горою, будто каменными цепями, перекидывают они вправо и влево землю и обковывают ее каменною толщей» («Страшная месть»; I, 271).