Замысел «Вечеров на хуторе близ Диканьки», идейная и художественная структура книги определялись противопоставлением положительного начала в жизни народа, его свободолюбивого характера – тусклому и безобразному миру «существователей», представителей помещичьей среды и деревенских богатеев. В этом глубокий внутренний смысл и органичность включения в «Вечера» повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», резко оттеняющей своим сатирическим изображением духовной пустоты и паразитизма помещичьей среды – то благородное и прекрасное начало, которое увидел писатель в народе. Это противопоставление проходит и в дальнейшем через все творчество Гоголя, по-разному на разных этапах раскрываясь в художественных образах его произведений.
Народность и демократизм «Вечеров» заключались не в этнографической точности воспроизведения быта и нравов, а в глубоком проникновении в национальный характер, в самую сущность народной жизни. Именно поэтому в своем воссоздании жизни и характера украинского народа Гоголь обращался к народной песне, к фольклору, видя в народном творчестве ключ к раскрытию национального характера. Образ украинского народа возникает в «Вечерах» из совокупности его национальных черт – современных и исторических. Этому многообразию и вместе с тем единству в восприятии национального характера соответствует и многообразие материалов и сюжетов, входящих в книгу – бытовые юмористические картины, мотивы народной фантастики, исторические мотивы, сплетающиеся в нерасторжимое единство нередко в одной и той же повести («Ночь перед рождеством»).[76]
В положительных героях «Вечеров на хуторе» передан идеал свободолюбивого, вольного человека, цельного в своих чувствах и поступках. Гоголь сознает глубокую враждебность такому человеку всего крепостнического уклада, противопоставляя ему то прекрасное, что видит в самом народе. В предисловии к первому тому сочинений 1842 года писатель сам охарактеризовал «Вечера» как книгу прежде всего поэтическую, как «первые сладкие минуты вдохновения». В этом то радостном, то грустном, но прекрасном полнотой своего жизненного восприятия мире народной жизни сохранена внутренняя цельность и духовная красота, утраченные привилегированными классами, оторвавшимися от народа, превратившимися в пошлых и ничтожных «существователей». Гоголь всецело на стороне народа, который запечатлел в своих нравственных воззрениях, в своих представлениях о жизни благородные человеческие чувства, веру в добро, красоту, привязанность к родной земле, в отличие от низости, корыстолюбия и развращенности богатых и знатных.
Уже в предисловии к первой части «Вечеров» писатель высказал свою демократическую позицию, противопоставив жизнь народа бесцветному и пустому существованию господствующих классов. Пасичник говорит о своей нелюбви к «большому свету», о том, что его «Вечера» в этом высшем обществе сочтут непозволительной дерзостью: «Это что за невидаль: Вечера на хуторе близ Диканьки? Что это за вечера? И швырнул в свет какой-то пасичник!.. Слышало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет – батюшки мои! – Это все равно, как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборвавшийся мальчишка, посмотреть – дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами: «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!..» Едко высмеивая «великих панов» и «высшее лакейство» дворянского общества, Гоголь утверждал демократический, народный характер своих повестей
Демократический характер повестей Гоголя прежде всего был оценен их первыми читателями – наборщиками типографии, в которой печатались «Вечера». В письме к Пушкину от 21 августа 1831 года Гоголь сообщал: «Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений, наконец, сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни». Несмотря на иронический тон рассказа Гоголя, в нем чувствуется глубокое удовлетворение писателя тем, что книга пришлась по душе демократическому читателю, «черни», как его именовала реакционная критика, фразеологию которой полемически и использует здесь Гоголь.
76
В. В.