Н. Г. Чернышевский в «Эстетических отношениях искусства к действительности» писал, что критерием красоты у народа и в народной поэзии является здоровье, цветущий внешний вид: «Работая много, поэтому будучи крепка сложением, сельская девушка при сытной пище будет довольно плотна, — это также необходимое условие красавицы сельской; светская, «полувоздушная» красавица кажется поселянину решительно «невзрачною»… Одним словом, в описаниях красавицы в народных песнях не найдется ни одного признака красоты, который не был бы выражением цветущего здоровья…»[84]
Кузнец Вакула, Грицко, Данила Бурульбаш являются воплощением тех положительных черт, какие запечатлелись в народных думах и песнях. Вакула не теряется ни в каких случаях жизни. Он готов заставить служить себе и нечистую силу, не робеет он и во дворце у царицы. Его поступки воодушевляются большим и подлинным чувством любви к Оксане. Гоголь с исключительным целомудрием и сердечностью изображает его преданную, безыскусную любовь. Искренне и прекрасно чувство Вакулы, готового сделать все на свете, чтобы завоевать свою Оксану. «Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, — все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». Не хочу, сказал бы я царю, ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»
Лукаво-простодушный юмор, с которым Гоголь описывает своих отрицательных героев, также восходит к народному творчеству, неумолимо и солоно высмеивающему спесивость, глупое упрямство, самодурство. Такова, например, насмешливая украинская песня о властной «жинке» и глупом муже, слепо ее слушающемся (известная Гоголю по сборнику М. Максимовича):
Дальше в песне рассказывается, как жинка заставляет мужа танцевать для своей потехи «гайдука». Этот комический образ строптивой «жинки» в народной песне, несомненно, подсказал Гоголю и его сварливую Хиврю, помыкающую глупым Солопием Черевиком в «Сорочинской ярмарке».
Бытовые комические персонажи повестей наделены Гоголем теми чертами, которые восходят к украинскому фольклору, в частности к интермедиям кукольных «вертепов». Муж-простак, плутоватый цыган, хвастливый запорожец, дьяк, ухаживающий за чужой женой, бойкая, речистая баба, вроде Хиври, — все это излюбленные персонажи украинского вертепа. В вертепе запорожец, так же как и Вакула, ловит черта за хвост и заставляет его служить себе:
Гоголь щедро пользуется теми комическими средствами, которые подсказаны ему народными представлениями вертепа (кукольного театра) и смешными ситуациями комедий И. Котляревского и своего отца. Прятанье в мешки, неожиданные появления героев, комедийно-сценические ситуации, столь часто возникающие в повестях «Вечеров», навеяны этой комедийной традицией. Веселый, задорный комизм, роднящий «Вечера» с народным театром, отнюдь не исчерпывается смешными положениями.[87] Гоголь широко пользуется также комизмом жестов, поз, речевой манеры, с тем чтобы разоблачить отрицательные стороны поведения человека, придавая этим сатирическую выразительность своим образам. Конечно, комизм и в ранних повестях Гоголя отнюдь не имел самодовлеющего характера, не являлся смехом ради смеха. Комическое начало переходит в них в острый сатирический гротеск, помогает раскрыть и подчеркнуть отрицательные стороны действительности. В этих случаях Гоголь уже обнаруживает зоркость и наблюдательность сатирика, предвещающую сатирическую манеру его последующих произведений.
«Жанровые», бытовые сценки в «Вечерах» дополняют и расширяют социальный фон повестей, придают им реалистическую достоверность, яркий бытовой колорит. В этих сценках с особенной полнотой сказался юмор Гоголя, его зоркая наблюдательность к мелочам быта. Так, в разговоре поповича и разнеженной Хиври в «Сорочинской ярмарке» Гоголь повторяет традиционную комическую сценку, подсказанную народным вертепом. Но он находит новые меткие подробности, остроумно подчеркивающие как самый комизм положений, так и реальный бытовой фон этой сцены. При всем своем кокетстве Хивря ведет весьма практический разговор, спрашивая поповича про «приношения», полученные его отцом. И здесь, в этом, казалось бы, случайном разговоре, приоткрывается весьма конкретная картина сельских нравов. Попович жалуется на недостаточную, по его мнению, тароватость прихожан: «Сущая безделица, Хавронья Никифоровна: батюшка всего получил за весь пост мешков пятнадцать ярового, проса мешка четыре, кнышей с сотню, а кур, если сосчитать, то не будет и пятидесяти штук, яйца же большею частию протухлые». В той же «Сорочинской ярмарке» дано великолепное по яркости красок описание ярмарки. С веселым лукавством передается сцена встречи Солопия Черевика с Грицком Голопупенко, быстро заслужившим полное доверие Солопия, большого любителя варенухи. Эти сценки выхвачены из жизни, обладают всей бытовой достоверностью, характерностью изображаемых персонажей, богатством красок разговорной речи.
Отличительной особенностью повестей «Вечеров» является юмор, придающий им своеобразие и поэтическое очарование. Это еще не тот горький и уничтожающий смех сквозь невидимые миру слезы, который возникает в творчестве писателя позже. Но и в смехе «Вечеров» много оттенков — он становится едким и злым, когда Гоголь высмеивает жадную и сластолюбивую Хиврю или самодовольного и жестокого голову в «Майской ночи»; и мягким и лирическим, когда он рассказывает о капризной красавице Оксане или похождениях кузнеца Вакулы. Этот внешне простодушный и вместе с тем лукавый юмор ведет свое происхождение от народного творчества и является одной из важнейших особенностей стиля Гоголя, его художественной манеры. Изображая бытовые, жанровые сценки, Гоголь не погружается в быт, не растворяется в нем, а подчеркивает в своих персонажах те земные, смешные черты, которые свидетельствуют о повседневной неприглядной «прозе» жизни. Здесь нет еще той беспощадной сатирической насмешки, с которой впоследствии писатель покажет «значительных лиц» и всяких преуспевающих пироговых и ковалевых. Даже взбалмошная мачеха в «Сорочинской ярмарке» или «ведьма» Солоха в «Ночи перед рождеством» изображены хотя и с ядовитым, но не уничтожающим юмором. Они характерные бытовые фигуры, та среда, которая еще ярче оттеняет целомудренных и благородных героев «Вечеров».
Уже в «Вечерах» проявилось замечательное свойство творчества Гоголя — его способность к типическому обобщению явлений, сказавшаяся в острой сатирической подчеркнутости детали, казалось бы второстепенной, но вместе с тем весьма важной для раскрытия самой сущности явлений. Пользуясь меткой деталью, писатель дает точную социальную характеристику персонажа. Так, говоря о казаке Чубе, одном из поклонников Солохи в «Ночи перед рождеством», Гоголь не преминул сообщить, что вдовый Чуб весьма завидный жених: «Чуб был вдов; восемь скирд хлеба всегда стояли перед его хатою. Две пары дюжих волов всякий раз высовывали свои головы из плетеного сарая на улицу и мычали, когда завидывали шедшую куму-корову или дядю — толстого быка. Бородатый козел взбирался на самую крышу и дребезжал оттуда резким голосом, как городничий, дразня выступавших по двору индеек и оборачиваясь задом, когда завидывал своих неприятелей — мальчишек, издевавшихся над его бородою. В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей с золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха». В этой характеристике Гоголь воссоздает яркую жизненную картину сельских нравов. Комическое сравнение бородатого козла с городничим предвосхищает сатирические принципы более поздних произведений писателя. Отрицательное в людях показано при помощи неожиданного, сатирически развернутого сравнения, заостряющего те черты, которые раскрывают самую сущность характера. Гоголь одновременно дает и гротескное, комическое изображение быта и вместе с тем, как бы мимоходом, приводит резкую сатирическую деталь, обладающую широким социальным смыслом.
86
Текст вертепа цитируется по книге Н.
87
В. Перетц в статье «Гоголь и малорусская литературная традиция» указывал, что любимыми типами интермедий были простоватый крестьянин, вроде Солопия Черевика из «Сорочинской ярмарки», школьник-семинарист, «пиворез», отбившийся от бурсы, который не прочь подшутить, казак-запорожец, лихо пьющий горилку, тип бойкой, речистой бабы, вроде Хиври или Солохи. См. сб. «Н. В.