Выбрать главу

Гоголь делает образ Тараса жизненным, художественно убедительным, полнокровным, находит такие подробности, которые придают ему правдивость и естественность. Сколько мягкого юмора в сцене встречи Бульбой сыновей, только что приехавших из Киевской бурсы, когда Тарас бьется на кулачки с сыном. Этим юмором проникнуты и его насмешливые замечания по поводу бурсацкой науки. Бульба умеет и схитрить, когда нужно, — как это было с избранием в Сечи нового кошевого, и пошутить, но он не выносит одного — обмана, слабости, нарушения долга. Тогда он выступает как суровый и неумолимый судья и мститель.

Характерной деталью довершает его портрет Гоголь. В конце повести постаревший, но неукротимый в своей жажде мщения Бульба вынужден спасаться от превосходящего его силы польского отряда. Он уже уходит от погони, но задерживается, чтобы поднять уроненную люльку и попадает в руки врагов. Эта деталь, восходящая к фольклорным мотивам, особенно полно передает безудержно смелый характер Бульбы, его презрение к врагам: «Стой! выпала люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» Эта глубокая человечность Тараса, изображение его и в самые героические моменты жизни и в самых обыденных, житейских проявлениях делает его образ особенно правдивым, лишенным какой-либо позы. При всей возвышенности и яркости образа Тараса, он глубоко реален, показан не только в своем героическом начале, но и в своей жизненной многогранности.

Образ Тараса Бульбы раскрывается Гоголем постепенно. И хотя уже на первых же страницах повести показаны его решительность, цельность натуры, непокорность и смелый характер, но во всей полноте богатство и величие натуры Тараса проявляется в конце, в сценах большого драматического напряжения, определяющих самое развитие действия. Сцены убийства Тарасом изменника-сына, присутствия Тараса в толпе во время казни Остапа и, наконец, гибели самого Тараса на костре определяют трагические вершины повести.

Самая смерть Тараса приобретает характер героического апофеоза. Пригвожденный к дереву, под которым его палачами разведен костер, Тарас превозмогает свои мучения: его волнует лишь судьба казачьего отряда, и он находит силы предостеречь казаков о грозящей им опасности. Вера в правоту своего дела, вера в победу народа наполняет мужеством его сердце, придает ему силы. Непобедим народ, защищающий свою родину. «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» — говорит Гоголь о героической гибели Тараса, раскрывая в этих словах патриотическую идею, оптимистический пафос своей эпопеи. Умирая, Тарас понимает, что борьба не кончена и казаки снова вернутся победителями, что смерть его не напрасна, а нужна для будущей победы. В этой вере в бессмертие народа — подлинный исторический оптимизм повести Гоголя, ее героический пафос, ее жизненность и для нашей эпохи.

Богатырскими чертами наделен и старший сын Бульбы — Остап. В характере Остапа Гоголь подчеркнул типичность, народность тех черт, которые нашли свое выражение в Тарасе. Остапу, как говорится в повести, «казалось, на роду написан битвенный путь и трудное знанье вершить ратные дела». Он достойный преемник Тараса: в его мужестве, хладнокровии, уверенности сказываются черты будущего военачальника, народного вождя. Своей храбростью и воинским уменьем, преданностью общему делу, требовательностью к себе он быстро завоевывает общее признание и уважение. Создавая образ Остапа, Гоголь подчеркивает, что героизм и талант военачальника не являются лишь индивидуальным, единичным качеством, а свойством народных масс, что выдающиеся личности не одиночки, а выдвигаются повседневно из народной среды. Свою верность товариществу, свое беззаветное мужество Остап проявляет в сцене казни, с суровым достоинством и презрением к врагам перенося страшные, нечеловеческие пытки. Неустрашимость Остапа во время казни выражает непоколебимую веру в правоту своего дела, преданность народу. На раздавшийся в тишине во время самых страшных, смертельных мук возглас Остапа: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?!» — ответ Тараса: «Слышу!» — звучит как голос народа.

Совершенно иной характер показан в образе Андрия. Андрий с самого начала отличен от брата, от той среды, в которой он воспитывался. В нем преобладает личное начало, он индивидуалист, которому чужды взгляды и заветы казацкого «товарищества». Уже в первой сцене повести — при встрече с отцом, — Андрий заслужил от него насмешливый упрек в «нежбе». Андрий замкнулся в кругу своих личных переживаний. Ослепленный любовью к польской панне, он без оглядки отдается своему чувству. Даже в его экзальтированной храбрости, в его «жажде подвига» сказывается стремление к личной славе, черты авантюризма, столь чуждые Тарасу, Остапу и другим казакам с их простым мужеством и преданностью общему делу. «Бешеную негу и упоенье он видел в битве», — говорит об Андрии Гоголь. Этими индивидуалистическими чертами в Андрии и объясняется его отрыв от казачества, его предательство. Порабощенный своей страстью, он отрекся от родины и народа, преклонился перед польской шляхтой. Для него его чувство к полячке, его страсть выше верности отчизне, долга перед товариществом. «А что мне отец, товарищи и отчизна? — говорит Андрий при встрече с польской панной. — Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для Нее всего. Отчизна моя — ты!»

Не только Тарас и Остап, но и остальные герои гоголевского эпоса сознают себя участниками общенародного дела, справедливой борьбы за национальную независимость, за права казачества. В этом сознании своей общности с народом подлинный источник героических поступков и самоотверженности казаков. Борьба народа за национальную независимость рождала героев. Эта героика народного движения и нашла яркое выражение в повести Гоголя.

7

Пушкин приветствовал появление «Тараса Бульбы», отметив, что начало его «достойно Вальтера Скотта».[144]

Подобно пушкинской «Капитанской дочке» и «Войне и миру» Л. Толстого, «Тарас Бульба» занимает важное место в развитии исторического романа. Гоголь показал пример создания новых принципов исторического романа, основанного не на индивидуальном выделении героя, не на сложном сцеплении событий, а на широком, эпическом изображении народной жизни. Народ и является главным, основным героем его повести.

Гоголь, как и Пушкин, высоко ценил творчество Вальтера Скотта, видя в его романах принципы подлинного историзма. Выступая против реакционных взглядов Сенковского, назвавшего «знаменитого шотландца» «шарлатаном», Гоголь в статье «О движении журнальной литературы» писал, что «Вальтер Скотт великий гений, коего бессмертные создания объемлют жизнь с такою полнотою». В другом месте он называет Вальтера Скотта «великим дееписателем сердца, природы и жизни, полнейшим, обширнейшим гением XIX века».

Вальтер Скотт осуществил большой шаг вперед на пути к реализму, сделав героями своих романов не только известных исторических деятелей, королей и полководцев, но и «среднего» обыкновенного человека. Но он не смог с достаточной полнотой показать роли народа, понять ее определяющее значение в исторических судьбах страны и государства. Этим объясняется, что, несмотря на признание заслуг Вальтера Скотта, Гоголь пошел иным, своим путем в создании исторического романа. Романы Вальтера Скотта и писателей, следовавших за ним, основаны на выдвижении на первое место отдельных героев, на конфликтах, происходящих между ними. Изображение же исторических событий составляет ту раму, в пределах которой развиваются судьбы героев. Гоголь создал эпопею о судьбах народа, и конфликт в его произведениях является прежде всего историческим конфликтом, столкновением двух решающих исторических сил: казачества и всего украинского народа, с одной стороны, и польской феодальной шляхты — с другой. Такое понимание отношения личности и народа определило глубокий историзм повести Гоголя, ее подлинную народность, художественную убедительность ее образов.

Ф. Энгельс в разборе исторической драмы Лассаля «Франц фон Зикинген» настаивал на том, что «главные действующие лица действительно являются представителями определенных классов и направлений, а стало быть и определенных идей своего времени, и черпают мотивы своих действий не в мелочных индивидуальных прихотях, а в том историческом потоке, который их несет».[145] Эта замечательная формула Энгельса может быть отнесена и к исторической эпопее Гоголя. Герои «Тараса Бульбы» черпают мотивы своих поступков в народном движении, не утрачивая, однако, своей яркой индивидуальности, тогда как в современных Гоголю западноевропейских исторических романах, даже таких выдающихся, как «Сен-Мар» де Виньи или «Пармская обитель» Стендаля, чувства и переживания героя, его личная судьба оторваны от судеб народа. Утеряв свое народное и героическое содержание, свою эпичность, западноевропейский исторический роман неизбежно пришел и к кризису формы, превратившись или в занимательный авантюрный роман на историческом материале, или став романом, раскрывающим «движение человеческого сердца» (выражение Стендаля), обратившись к психологическому анализу, к судьбе отдельного индивидуума. Гоголь преодолел эту ограниченность западноевропейского романа, оживотворил его возвращением к народным истокам, к фольклору, к национальному эпосу.

вернуться

144

А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., т. 12, стр. 27.

вернуться

145

«К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве», «Искусство», М. 1957, т. I, стр. 29.