И здесь, стало быть, нельзя. Что же делать? А между тем Гоголь не хочет пописывать. Между тем страстная жажда славы и величия колышет его душу. Эта жажда уже получила свою пищу и в пути славы теплыми лучами озарила Гоголя. Он чувствует, что все взгляды обращены на него, что он — заместитель Пушкина, что он — главный жрец всероссийской литературы. Он высоко понимает свою задачу. Он хочет быть учителем жизни. И он учит, он проповедует, он грозит, он гремит, — но — увы! — совсем не теми словами, совсем не в ту сторону, и все его проповеди, вместо того чтобы украсить его в вечности, чтобы сверкающим нимбом окружить лик его в Пантеоне русских писателей, превращаются в смрадное облако, в чадный дым, порой совершенно закрывающий от нас его все-таки дорогие нам черты.
Последние годы жизни Гоголя с этим попом,[512] оплевывающим в нем все радостное, все творческое, с этим забитым, испуганным смирением, с этим сомнением и самосокрушением, — представляют собой действительную пытку.
Кто же это корчится перед нами, вот этот худой, длинноносый, с потухшими глазами? Кто это сжигает свою душу? Это великий писатель от природы, поэт счастья, царственный фантаст, волшебник искрометного смеха, получивший переломивший его пополам удар железной палицей самодержавия; самодержавие вкупе и влюбе со всем русским бытом, которого оно было и порождением и причиной, наступило на мозг и сердце Гоголя, потому он и корчится теперь, как червь, не смеет протестовать или протестует не против того, извивается, желая защититься, но извивается бесплодно, нецелесообразно.
Почти у всякой русской писательской могилы, у могилы Радищева, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Достоевского, Толстого и многих и многих других, почти у всех можно провозгласить страшную революционную анафему против старой России, ибо всех их она либо убила, либо искалечила, обузила, обгрызла, завела не на ту дорогу. Если же все же они остались великими, то вопреки этой проклятой старой России, и все, что в них есть пошлого, ложного, недоделанного, слабого, все это дала им она.
Примечания
1
Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, 1947, стр. 137. В дальнейшем цитируется по этому изданию.
(обратно)2
«Литературные прибавления к «Русскому инвалиду», 1831, № 79 от 3 октября.
(обратно)3
«Телескоп», 1831, № 20, стр. 560–561; 1832, № 17, стр. 107.
(обратно)4
«Московский телеграф», 1831, ч. 41, № 17, стр. 94–95.
(обратно)5
«Московский телеграф», 1831, ч. 41, № 17, стр. 95.
(обратно)6
«Северная пчела», 1831, № 220.
(обратно)7
«Московский телеграф», 1832, ч. 44, № 6, стр. 263–264.
(обратно)8
А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 346.
(обратно)9
«Гоголь о литературе», М., 1952, стр. 233.
(обратно)10
«Библиотека для чтения», 1834, т. III, отд. V, стр. 29–32; «Северная пчела», 1835, № 115, стр. 457–458.
(обратно)11
«Северная пчела», 1835, № 73.
(обратно)12
«Московский наблюдатель», 1835, т. I, кн. 2, стр. 402–403.
(обратно)13
Н. Г. Чернышевский, т. III, стр. 115
(обратно)14
Белинский. Полное собрание сочинений, под ред. С. Венгерова, т. II, стр. 95.
(обратно)15
Н. В. Гоголь. Сочинения, под ред. Н. Тихонравова, т. V, стр. 210.
(обратно)16
Там же, стр. 209.
(обратно)17
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. II, стр. 189.
(обратно)18
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. II, стр. 221.
(обратно)19
Там же, стр. 212–213.
(обратно)20
«Гоголь о литературе», стр. 194.
(обратно)21
П. Анненков. Литературные воспоминания, 1929, стр. 241.
(обратно)22
А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 346.
(обратно)23