Все прошло лучше, чем я ожидал. Страха почти не было, разве чуть-чуть, когда мы ушли далеко от берега на катере. На Эри было не очень холодно, но три дня влажного северного ветра вселили жука в мою бедную голову.
У каждого мигренщика бывает период бесполезной беготни по врачам.
Сначала меня лечили от какой-то невралгии. Врач уверил, что больше приступов не будет. Жаль только, что жук тогда спал и не знал об этом.
Другой назначил лекарство, желатиновые капсулы с порошком внутри. Оно помогало, но не очень. И я самовольно удвоил дозу. Боль становится мягче, но в глазах потом долго пляшут черные мушки.
Сходил и к третьему врачу. Тот выслушал, подумал, сказал:
– У тебя мигрень, парень. Как ее лечить – никто не знает. Я выпишу тебе несколько рецептов. Каждый из этих препаратов кому-то помог. Попробуй по очереди все. Может, найдешь подходящий. Он грустно улыбнулся и протянул визитку:
– Вот такая пока методика…
Когда я уже взялся за ручку двери, он сказал:
– Мистер Беннинг, я, как врач, не должен этого говорить, но нам важен результат, не так ли? Есть один старый индеец…
На обратном пути я заехал в аптеку, где набил карманы разноцветными коробочками.
Дома машинально свалил все это в жестяную банку из-под охотничьих патронов, заменяющую нам с женой аптечку. Там уже лежали всякие таблетки. А вот куда засунул рецепты – не помню, хоть убей.
Тина настояла на визите к индейцу. А-а-а, ничего интересного. Полумрак, развешенные по стенам фальшивые кипу, сделанные из бельевых веревок, коптящие на столе палочки, тяжелый воздух. Раскрашенное лицо колдуна вызывало скорее улыбку, чем священный трепет. Его жидкие седые волосы были стянуты узорчатой лентой, в которой криво торчало несколько перьев. Увидев меня, он забормотал что-то на «древнем языке». Стандартное действо, рассчитанное на простаков. Возможно, кому-то и помогает. Однако денег он содрал прилично. Единственное, что меня удивило – его фраза: «Над вами довлеет Луна». Откуда он узнал, что я работаю на космос? Впрочем, Солнце и Луну колдуны упоминают часто.
Однажды ночью, как раз перед дежурством, жук решил, что время пришло.
Первый импульс боли заставил меня сделать «мостик» на затылке и пятках. И застонать. Проснулась Тина.
– Что, началось? Спускайся вниз. Я сейчас.
Зажав левый глаз рукой, и чуть не сломав ноги на деревянной лестнице, я сбежал в гостиную и стал лихорадочно рыться в жестянке. Импульсы боли постепенно нарастали.
– Да высыпь же, – запахнув халат, Тина взяла у меня банку и опрокинула ее. Цветные коробочки разлетелись по столу.
Тут я понял, что не знаю, какие таблетки принес, а какие уже были в банке. Разбираться? Проглотил две знакомые желатиновые капсулы, рухнул на диван. Через двадцать минут пришло еле заметное облегчение. В глазах запрыгали черные мухи.
– Тина, – сказал я, – иди спать. Ты ничем не поможешь.
– Я посижу с тобой.
И взяла меня за руку.
Но сон свое берет, и через полчаса борьбы жена сдалась:
– Только не пей все подряд. Сегодня уж потерпи, а завтра я найду рецепты.
– Ладно.
Я остался наедине с жуком.
Импульсы боли с неотвратимостью маятника били в левый глаз.
Счастливчики не знают, каково это – сидеть одному в темноте, терпеть издевательства жука и знать, что НИКТО и НИЧЕМ помочь тебе не может?
– Сейчас я тебя, – в тихом бешенстве пообещал я ненавистному насекомому.
Посмотрел правым глазом на россыпь препаратов, в одном из которых, возможно, заключалось спасение.
И выпил таблетку из коробочки золотистого цвета, а саму коробочку положил в карман халата. Выключил настольную лампу. Откинулся в кресле. Закрыл глаза. Боль стала постепенно стихать, я погрузился в полудрему, а прыгающие в глазах мухи стали медленно вытягиваться в качающиеся черные тени, протянувшиеся от камней и маленьких, с тарелку, кратеров.
Я шел по Луне.
Я ШЕЛ ПО ЛУНЕ!
Это даже нельзя назвать ходьбой, это нечто среднее между чудесным полетом и медленным движением водолаза по дну. Шаги-прыжки, в призрачном, сонном, беззвучном мире. Беззвучном? Я прислушался.
Нет, звук все же был. Но не шагов. Тихое ворчание системы охлаждения скафандра, вздохи клапанов подачи воздуха. И в том мире мои ноги не двигались. Там, на Луне, шел кто-то другой, я лишь смотрел его глазами и слышал его ушами.
Невероятная картина затолкала боль куда-то в дальний угол сознания. Я открыл глаза и улыбнулся. Наш старенький холодильник монотонно урчал в своем углу; «вздохи» оказались просто звуками, издаваемыми водопроводом.
Боль отдавалась последними угасающими пульсациями. Я сидел в темноте и думал. Я думал об экспедиции, которая три года назад отправилась к «чистому» кратеру и там погибла. Что случилось, никто не знает. И теперь уже не узнает. Ясно одно: экспедицию погубил «человеческий фактор». Записи телеметрии однозначно показали: аппаратура работала исправно до конца.
Боль, наконец, стихла, я поднялся в спальню и осторожно, чтобы не разбудить Тину, забрался под одеяло. Приступ мигрени вымотал меня, и, как бывает при сильной усталости, я не мог уснуть еще какое-то время.
Беспощадный будильник ударил по мозгам, отпустив на сон, казалось, минут пять. Я закрыл голову одеялом.
– Барни… – Тина гладила меня по плечу. – Барни, ты как?
– Сейчас. Встаю.
Тяжело работать, если полночи не спал. Хорошо, что дежурство выпало без происшествий; все подопечные спутники работали штатно, и даже связь с нашими плавучими базами, зависимая от капризов океанской погоды, ни разу не подвела.
У меня не выходила из головы ночная «прогулка» по Луне. Призрачные медленные шаги-прыжки ночью, вкупе с уходящей болью казались настолько притягательными , что хотелось испытать их вновь…
Наконец долгий день закончился. Пришел на ночное дежурство старина Вэн. Когда я передавал ему смену, заметил, что он был хмур – а это на него не похоже. И белок его правого глаза был весь в мелких красных прожилках.
– Что с тобой, Вэн?
– Ничего, – буркнул он, – голова полдня болела. Не поспал толком.
– Во! А у меня то же самое ночью! Может, шефу сказать? Вызовет кого-нибудь на замену.
– Еще чего! – Вэн сверкнул глазами. – Отдежурю, не впервой.
– Как знаешь…
– Я все перерыла, – сказала Тина, – весь дом. И не нашла. Смотри в машине. Больше быть им негде.
После недолгих поисков рецепты нашлись.
– Вот, смотри, – сказала Тина, – Это наши лекарства. Ну, те, что были. Я их кладу в жестянку. А вот эти – твои. Кладу в аптечку.
– Ты купила аптечку? Умница…
– Ага… Вот эти капсулы – может, выбросить?
– Нет, нет, оставь… мало ли что…
– Ты же говорил, что от них мухи.
– Они хоть и плохо, но помогают.
Я уже решил, что не буду ночью пробовать лекарства по одному, как советовал врач; золотистой коробочки на столе не было, значит, она по-прежнему в кармане халата.
– Я не нашла таблетки вот к этому рецепту, – сказала Тина.
– Они у меня в халате, – я обнял жену за талию.
Жук заворочался в час ночи. Он милосердно позволил мне встать, спуститься вниз и сесть на диван. Я успел до начала пытки принять две капсулы и таблетку. Своими раскаленными жвалами жук схватил нежное нервное окончание. Четверть часа я молча корчился, прижав обе ладони к распухшему левому глазу. Жук играл со мной в жестокую игру: он точно знал предел моего терпения. Когда боль достигла апогея, он чуть-чуть ослабил хватку. В глазах запрыгали долгожданные черные мушки, а боль стала понемногу стихать.
И я поплыл над Луной. Фантастические шаги-прыжки, качающаяся панорама лунного ландшафта, видимая сквозь двойное стекло скафандра, были приятны, как приятна сбывшаяся во сне детская мечта о полете.
Шел тот, другой, а я, сидя у него в голове, смотрел на лунный мир его глазами. Впереди виднелась короткая гряда невысоких холмов.
«Кратер», – догадался я.