Прячет телефон в сумку.
Моя прабабка – вот она была голая! В самые страшные морозы шла через город, оставляя за собой вопли одетых мещан и перекинувшиеся повозки. А когда городские власти притаились за углом, набросили на нее одеяло и обвязали веревками – она, окутанная с ног до головы, шла через город, и продолжала быть голой! Да, мышата… таких голых уже нет… а у кого было бы на это время?! Бух и вот – голый живот, бух, дзысь – вот вам голый сись, un, deux, trois – опа, и голая жопа, ой, ой, ой – и домой… А она… Свое выступление начинала с политики и гимнастики!
Размахивает руками в пародии на гимнастику, подражая прабабке. Говорит очень быстро, как на базаре:
Un, deux, trois… Un, deux, trois…Обращаем внимание на корсетные мышцы, чтобы мускулатура не наросла и, тем самым, не отвратить от себя супруга. Или, чтобы вас не посчитали суфражисткой. Ничтожность этого движения видна невооруженным глазом, когда суфражистки призывают к его расширению – это чтобы женщин, превосходящих мужчин, становилось все больше и больше. А ведь больше суфражисток на свете может сделаться только лишь тогда, если суфражистка отдастся какому-нибудь мужчине. А как можно отдаться кому-нибудь, кого превосходишь? Если какой-нибудь женщине случится такое горе превосходства над мужчиной, такую тайну она обязана занести в могилу! Если замужняя дама, слушая, как ее муж рассуждает о политике, почувствует, что ей и самой хочется чего-то сказать, ей следует незамедлительно отправиться в кухню. А если муж, в той же самой кухне, потребует вещей, для женщины непонятных, она обязана лежать спокойно и мужу не мешать. А свою благодарность за участие в непонятной ей мистерии проявить таинственной улыбкой. Суфражистское движение должно быть сурово запрещено законом, и только лишь в совершенно тайной форме, связанное заговором молчания и тихим рождением суфражисток – это движение способно сделать мир воистину женским".
Голая Баба садится на миску.
А потом учила, как подмываться:
"Наливаем в миску воду, садимся в миску боком, из ладоней делаем мисочку и поливаем тело, следя, чтобы вода добралась до наиболее недоступных мест. По субботам к воде прибавляем немножко мыла".
Публика: дикий, откровенный смех, даже гогот.
"С миски поднимаемся без помощи служанки, что часто заменяет всяческую гимнастику".
Голая Баба неуклюже пытается встать с миски; она движется словно перевернутый на спину таракан.
Публика: смех высвобожденный, дикий, во все горло.
Голая Баба встает из миски и упаковывает ее в сумку. После этого возвращается в центр сцены и стоит, долго глядя на зрителей. Зрительный зал потихоньку затихает. Голая Баба понимающе усмехается.
Публика: короткий, нервный смешок. Тишина.
Я раздеваюсь догола!
Неожиданный смех: дикий, открытый, всем горлом.
Баба тяжело поднимает ногу и с трудом пытается стянуть старый, немодный сапог.
Публика: короткий, нервный смешок. Напряжение.
Голая Баба стаскивает сапог. Она стоит с одной босой ногой и глядит на публику.
Публика: волна тихого смеха. Потом вторая, побольше. Напряжение.
Баба с трудом снимает второй сапог. Стоит, глядя в зрительный зал.
Раздеваюсь догола!
Публика: громкий, откровенный смех. Крики "браво".
Баба стоит и не двигается.
Публика: смех, хохот, тишина, дезориентация.
Я раздеваюсь догола! Ну, пожалуйста… отвернитесь!
Публика: радостный, нарастающий смех.
Вы же не станете подглядывать, мышата! Этого ведь на плакате не было! Я сказала, что разденусь, но ведь никто не говорил, что вы будете пялиться! А казалось – такие впечатлительные, такие чувствительные! Такие интеллигентные! Как будто бы никогда не… Ну да ладно! Раздеваюсь! Догола! Бух и вот – голый живот, бух, дзысь – вот вам голый сись, un, deux, trois – опа, и голая жопа, ой, ой, ой – и домой… Только это вы домой! Как только стану голой, чтобы у меня тут пустой зал был! Чтобы я с вами в коридоре не встречалась! Чтобы я вам в глаза не должна была глядеть! Свет!
Раздается громкая и ритмичная, дискотечная музыка. Сцена освещена только в одном месте; свет зажигается и гаснет, показывая стриптиз Голой Бабы. Во вспышках, под ободряющие крики публики Баба снимает с себя отдельные части одежды. При этом она сама смеется и танцует. Серьезнеет только тогда, когда остается совсем обнаженной. Какое-то время она стоит в пульсирующих вспышках и, наконец, кричит в сторону звуковиков: