Женщина с Зонтиком умолкает. Слушает зрительный зал. Глядит на плакат.
Я… меня Голая Баба не раздражает… то есть, ее успех. Она ведь, на самом деле, ничего другого делать не умеет, только лишь быть успешной. Говорят, что она очень плохо танцует, а ее нагота оставляет желать лучшего – она и на самом деле ничего не может делать – только лишь быть успешной… так что следует оставить эту сферу деятельности ей и заняться всем остальным. На самом ведь деле речь идет о том, что ее успех такой печальный, а она такая веселая – так что следовало бы проверить, а просыпается ли Голая Баба печальной или веселой – ведь если веселой, то это и вправду раздражительно… а если печальной… то можно было бы ее полюбить.
Она глядит на чемодан. Медленно подходит к нему и с явным смущением вытаскивает из нижнего кармана черную шляпу. Шляпу она кладет на самом краю сцены, ном книзу… Садится на стул. Кажется совершенно обессиленной.
Прошу прощения. Временная утрата энергии. Это как раз суть особенно интересная… как только мы теряем цель из глаз, она нас покидает, как нехорошая женщина любовника, который утратил состояние.
Женщина с Зонтиком встает со стула, поворачивается спиной к зрительному залу. Собирает силы. Подходит к веревке, растянутой вдоль сцены, вешает на ней зонтик.
Думаю, что буду выразительницей мнений абсолютно всех, если скажу, что в закрытом зонтике одиночества больше, чем в раскрытом зонтике… только вот в такой форме его гораздо легче потерять… мне кажется, что вы могли бы об этом много чего сказать… А вот два зонтика…
Танцевальным шагом она подходит к чемодану. Вынимает из него старый, черный зонтик и вешает на веревке.
…два зонтика – гораздо более одиноки, чем один зонтик. Не говоря уже…
Женщина подходит к чемодану и достает второй черный зонтик. Вешает его на веревке.
Три зонтика – в три раза более одиноки, чем один зонтик. Не говоря уже…
Подходит к чемодану и вынимает третий зонтик.
…о целой толпе зонтиков. Не бывает ничего такого, как толпа зонтиков. Имеется лишь толпа одиноких зонтиков.
Женщина осторожно массирует запястья. Она стоит перед веревкой с висящими зонтиками, беспокойно поглядывая на них. Время от времени, она стряхивает избыток энергии с пальцев. Затем останавливается перед зрительным залом.
А вот сейчас произойдет великий момент. Думаю, что все вы его ожидаете. Я тоже – хотя и с дрожью и огромной нервозностью.
Если мы не достигнем абсолютной тишины, если дух зала не вступит в высочайший уровень духовных возможностей, то они… не запоют. В гостинице, в тщательно замкнутом помещении, в условиях абсолютной тишины – поют. Но публика… независимо от того, то ли смущает их, то ли отвлекает… во всяком случае, все чаще что-то идет не так…
Какое-то мгновение Женщина стоит молча, наблюдая за зрителями. Потом говорит с особенной серьезностью и проникновенностью.
Сейчас я стану играть на тишине. Благодаря концентрации, я достигну отдельных этапов молчания и только лишь на последнем начну играть. Еще предупреждаю, что уже на первом этапе тишины слышны даже отдельные мысли.
Женщина с Зонтиком закрывает глаза и отводит назад правую ногу, пытаясь найти совершенное равновесие тела. Правую руку она поднимает вверх, а большим и указательным пальцем хватает невидимую нитку и силой концентрации пытается потянуть ее вниз, миллиметр за миллиметром. Публика обязана прослеживать взглядом за этой нитью. Женщина с Зонтиком , с плотно закрытыми веками борется, чтобы достичь абсолютной концентрации. Только что-то явно не позволяет ей собраться. Женщина открывает глаза и отпускает нить. Обращается прямиком к кому-то из зрителей…
Не знаю. Не помню, выключила ли газ под бульоном. Прошу об этом не думать (обращаясь к самой себе). Теперь вся тишина пахнет бульоном.
Женщина с Зонтиком закрывает глаза и вновь пробует сконцентрироваться. Только вновь ее отвлекает кто-то из публики:
Картинка, которая у пана перед глазами, весьма любопытна. Два обнаженных тела… одно тело женское, другое… мужское, насколько я понимаю, соединенные в единое целое… очень красивая идея, поздравляю за ваше воображение, только это так отвлекает!