Теперь Энни работала фактически самостоятельно и львиную долю рабочего времени посвящала попыткам добыть для музея денег, что получалось все хуже и хуже. Казалось, ни у кого нет даже лишнего фунта для сирого и убогого краеведческого музейчика заштатного приморского городка. Будущее, как водится, сулило перспективы еще более мрачные. Иногда Энни проводила экскурсии для школьников — именно под этим предлогом ей и дали возможность ускользнуть из школьного класса. За информационной стойкой при входе обычно дежурила одна из общественниц — Вай, Маргарет или Джойс, иногда еще какая-нибудь старушка. От их болезненного желания быть полезными щемило сердце — в те редкие моменты, когда Энни их вообще замечала. Когда намечалась какая-нибудь выставка, Энни работала вместе с внештатным куратором Роз, преподававшей также историю в колледже Дункана. (Дункан, естественно, не считал их редкие столкновения в подсобке музея достаточным основанием для беседы.) Сейчас Роз и Энни пытались подготовить фотовыставку, посвященную чрезвычайно жаркому лету 1964 года, когда городская площадь подверглась перепланировке, «Стоунз» выступали в кинозале «АВС» через дорогу, а море выплеснуло на берег труп двадцатипятифутовой акулы. Через все местные и социально-исторические сайты они обратились к населению за помощью, но пока что получили лишь два снимка: самой акулы, скончавшейся от какого-то кошмарного грибка, — не слишком подходящее фото для выставки мажорного настроя — и групповой снимок развеселой компании. Давние друзья? Коллеги?
Этот поразительно высокого качества снимок, отпечатанный на фотобумаге, прибыл по почте через несколько дней после того, как они разместили свои объявления в Интернете. Мужчины без пиджаков, щеголяют подтяжками, женщины в цветастых сарафанчиках; неровные зубы, лица в лучиках морщин, набриолиненные волосы… Казалось, так они еще никогда не веселились. Получив фото, Энни показала его Роз: «Глянь, можно подумать, что это лучший день в их жизни» — и засмеялась, убежденная, что безудержное веселье запечатленной на снимке компании объясняется искусством фотографа, алкогольным опьянением или какой-нибудь скабрезной шуткой, а вовсе не добрым днем, живописными окрестностями и общим настроем участников пикника. «Похоже, что так», — только и промычала сквозь зубы Роз.
Энни, собиравшаяся тогда в умеренно-приятное трехнедельное турне по Штатам — горы в Монтане, конечно, симпатичные, но не сногсшибательные, — почувствовала себя ущемленной. Разумеется, нетрудно представить себе, что в 1964-м, за пять лет до ее рождения, в Англии проживало достаточно людей, для которых день в северном приморском городке становился значительным событием. Она снова всмотрелась в снимок, стараясь угадать, что это за люди, чем они занимаются, сколько у каждого из них денег в кармане, какой продолжительности у них отпуск, сколько они уже прожили и сколько им осталось… Энни не особенно шиковала, однако она побывала в каждой из достойных, с ее точки зрения, европейских стран, летала в Америку и даже в Австралию. Она подивилась тому, насколько изменилась жизнь, и цель выставки вдруг представилась в ином свете — точнее, цель просто исчезла, энтузиазм улетучился. Мысли перескочили на городок, в котором Энни осела, на его значение для проживавших в нем людей. Она вдруг осознала, что теряет способность все это себе представить. К работе она всегда относилась серьезно и стремилась довести до каждого посетителя музея свои личные ощущения.