Для всего этого необходимо, однако, заманить Дункана в гости и заставить его заметить то, на что он обычно обращал весьма мало внимания: на небольшое изменение обстановки в доме. Может, если увеличить фото на всю кухонную стену, он и заметил бы какие-то новшества, даже спросил бы, не переставила ли она что-то на кухне. Но печатать такеровские фотообои у нее не было ни денег, ни технических возможностей, так что придется помочь Дункану заметить фотографию. Уж она постарается.
Она послала ему эсэмэску во время занятий. Его расписание она помнила.
«Привет, это я. Слушай, извини за вчерашнее. Понимаю, ты по-хорошему, тебе хотелось с кем-то поделиться. В общем, в следующий раз я проявлю больше понимания».
Во время большого перерыва он ей позвонил:
— Спасибо, ты очень внимательна.
— Да ладно, ничего-ничего.
— Но ведь правда — здорово?
— Да, конечно, спору нет, здорово.
— На сайте есть снимок.
— Обязательно гляну.
Помолчали. Перед открытостью и полной прозрачностью Дункана Энни даже ощутила к нему что-то вроде нежности. Он хотел поддержать беседу и раздуть крохотную искорку интереса во что-то более ощутимое. Нет, он не стремился вернуть ее, это Энни все же понимала, но ее пренебрежение его уязвило, не вызвав ожесточения. И ему не хватало дома. Его всегда раздражало отсутствие рядом знакомых мелочей, привычной обстановки.
— Может, я загляну как-нибудь на чашку чаю?
Он обошелся без экивоков, надеясь на ее понимание, на ее чуткость.
— Ну…
— Конечно, в удобное для тебя время.
Можно подумать, все упирается в причиняемое его визитом неудобство, а не в его подлую измену и вызванные этой изменой хлопоты.
— Как-нибудь на недельке… Пусть пыль осядет.
— А. Вот как. Она по-прежнему есть, эта… пыль?
— Сплошь и рядом. Уж не знаю, как там у тебя на новом месте.
— Если я скажу, что там не пыльно, ты решишь, что я просто не в курсе. Но по мне, так все нормально.
— Да ты ведь не замечаешь пыли, Дункан. И здесь никогда не замечал. Внимания не обращал.
— Гм… Я вообще-то думал, что мы про пыль… метафорическую. В переносном смысле.
— И в переносном тоже. И в прямом. И в шутливом.
— Да, шутка делу не помеха, ха-ха… Я понимаю, что заслужил иронию.
Ее вдруг поразила глубина безнадежности их отношений. Не безнадежность ситуации нынешней, а осознание всегдашней. Связь с этим человеком всегда оставалась обреченной. Ошибочный интернет-контакт с серым, неинтересным человеком, затянувшийся на долгие годы… И все же что-то заставляло ее с ним заигрывать. Правда, флирт этот отдавал горечью, полностью исключал радость, заинтересованность, обещание физического наслаждения. Этот флирт обречен на провал, подумала Энни. А провал в Гулнессе — штука особая.
— Как насчет четверга?
Сказать по правде, ждать так долго ей не хотелось, она бы ему это фото с удовольствием по телефону под нос сунула, немедленно. Но в то же время Энни не могла не сознавать, что желание продемонстрировать кому-то фото, которое тот не опознает, возможно, свидетельствует о ее духовном кризисе.
Член городского совета Терри Джексон, ее «заказчик», удрученный отсутствием прогресса в подготовке выставки по знаменательному 1964 году, навестил Энни в музее, чтобы высказать ей свою обеспокоенность.
— Итак, на данный момент гвоздем всей выставки мыслится маринованный акулий глаз? Трудно вообразить, однако, что этот экспонат надолго прикует к себе внимание нормального человека.
— Наша концепция не предусматривает «гвоздя» выставки, центрального экспоната.
— Гм?
— Да-да. Мы…
— Позвольте тогда мне сформулировать вопрос иначе. Этот акулий глаз — лучшее из того, что у нас есть?
— По нашему замыслу, надо набрать множество разнородных экспонатов, так что вопрос о лучшем не возникнет.