Откровение пришлось проигнорировать, залить еще стаканом-другим, затем затоптать танцем с неуклюжим толстяком Гэвом — Барнси по большей части солировал, блистая стойками на руках и всякими фокусами из кунг-фу на посыпанном тальком танцполе. Роз с разрешения Энни распрощалась сразу после полуночи, а Терри Джексон мрачно напивался у стойки бара, горюя о добрых старых временах, когда, получив по морде, пострадавший не бежал к медикам и не вопил, призывая службу безопасности. Когда в два часа ночи Энни собралась уходить, Барнси проводил ее до дверей, потом до дома, а потом и в дом, и внезапно Энни обнаружила, что пригласила едва знакомого мужчину переночевать у нее, а теперь сидит на диване и наблюдает, как Барнси пытается сесть на шпагат, одновременно признаваясь ей в любви.
— В натуре люблю.
— А вот и неправда, не любишь.
— Еще как люблю. Всем сердцем. Сразу и полюбил, как только вошел в паб и увидел тебя.
— Ага, потому что моя подруга оказалась лесбиянкой.
— Ну, это просто помогло мне определиться.
Энни рассмеялась, замотала головой, и Барнси скроил обиженную мину. Что ж, лучше, чем ничего. Этот анекдот представлял собой хоть какое-то «настоящее», что-то ранее в ее жизни невиданное; он происходил в реальности, в ее гостиной. Может быть, в тоскливом ожидании чего-то подобного она и пригласила Барнси. Может быть, она и надеялась, что он займется растяжкой своих сухожилий, одновременно болтая о своей к ней страстной любви, и теперь события развивались именно так, как ей желалось.
— Я это не просто болтаю, чтобы легче мышцы растягивались, вовсе даже наоборот. Я растягиваю мышцы, потому что люблю тебя.
— Ты очень мил, Барнси. Но я спать хочу. Пора в постельку.
— Со мной?
— Нет.
— Нет? Так-таки и нет?
— Так-таки и нет.
— Ты что, замужем?
— Тебя интересует, не ждет ли меня в постели муж? Думаешь, только по этой причине я тебя с собой и не приглашаю? Нет, я не замужем.
— Так в чем проблема?
— Да ни в чем. Впрочем, есть одна проблема. Я, видишь ли, встречаюсь с одним… Только он в Америке живет.
Если повторять одну и ту же неправду много раз подряд, она уже становится как бы и правдой. Сам себя, во всяком случае, убеждаешь. Так в траве зарождается тропа, когда по ней ежедневно топчется множество копыт.
— Здрасьте, приехали. В Америке. — Барнси хлопнул обеими ладонями по полу, припечатав к нему американского любовника Энни.
— Мы не в таких отношениях.
— Подумать только!
— И думать нечего, Барнси.
— А вот я думаю, что ты глубоко заблуждаешься.
— Да о чем тут думать?
— Я тебе не про раздумья толкую, — пылко возразил Барни.
— Вот и я о том же. Не о чем тут думать.
— Разведусь, бля буду, разведусь, зуб даю. Я уже давно собирался развестись, а как тебя встретил, решился.
— Так ты еще и женат? К дьяволу, Барнси, ну ты и наглый тип!
— Да тьфу на нее, ты только послушай, с ней жить невозможно. Ночные клубы она ненавидит. Соул на дух не переносит. Ей подавай только всяких косматых коров по телику из «Эй, ты, мы ищем таланты». — Барнси на секунду замолк, как будто обдумывая сказанное. — Ну ее нах-х… У нас с ней ничего общего. Я только что понял, что мы с ней друг другу не подходим. Все, развод, развод! И я не просто тебе лапшу на уши вешаю, точно разведусь.
— Посмотрим, что ты запоешь, когда вернешься домой.
— И смотреть нечего, я твердо решился.
— Вряд ли нам с тобой это поможет.
— Почему нет? Ты ведь повеселилась сегодня ночью.
— Ну да, немножко повеселилась. Только не с тобой — большую часть вечера я провела с Гэвом. С Роз. С Терри Джексоном. А ты развлекался сам по себе.
— Ну дык я так пляшу. Партнерша мне не нужна. На танцполе, чтобы крутить стойки и всякие такие штуки, я должен быть весь в себе. А если мы с тобой, скажем, телик глядим, я совсем не такой.
— То есть весь из себя? Или ты имеешь в виду, что не станешь крутить стойки во время моей любимой передачи?
— Да. Нет. Не знаю. На рыбалке я тоже весь в себе. Просто предупреждаю.
— Хорошо, когда люди друг с другом искренни с самого начала.