— Что-то я очень утомился. Идите-ка навестите Лиззи.
— А Лиззи хочет нас видеть? — спросила Кэрри.
— Конечно. Это ведь ее идея. Она пожелала, чтобы все мы узнали друг друга, стали одной семьей.
И лучше где-нибудь в другом месте, не в его палате.
Часа через два они вернулись, повеселевшие, очевидно нашедшие точки соприкосновения, в чем-то объединившиеся. Появилось и новое лицо, молодой человек со смешной кудлатой бородой. Юный бородач оказался при гитаре.
— Познакомься, Такер, это Зак, — представила бородача Натали. — Он тебе кем-то приходится. Зять по гражданскому браку, что ли.
— Ваш фанат, — добавил Зак. — Большой почитатель.
— Очень приятно, — вежливо отреагировал Такер. — Спасибо.
— Ваша «Джульетта» изменила мою жизнь.
— Очень рад. То есть, конечно, если ваша жизнь нуждалась в изменении. Может быть, вы преувеличиваете.
— Нет, нисколечко.
— Что ж, рад, что чем-то помог.
— Зак хочет тебе сыграть что-то свое, но стесняется, — загадочно улыбаясь, вмешалась Натали.
Может, смерть не так и страшна, подумал Такер. Выключилось сердце, минута — и больше никаких тебе песен бородатых сопляков, огулявших твоих неведомых тебе дочек.
— Добро пожаловать, — страдальчески улыбнулся Такер. — Мы все с удовольствием послушаем.
— Ну, а кто твоя? — спросила Джина Дункана. — У тебя-то кто?
Снова они слушают «Голую». Неделю уже живут ею да записями с концертов Кроу, на которых исполнялась «Джульетта». Дункан скомпоновал последовательности песен альбома, вырезанных из разных концертов Такера 1986 года. Джина, конечно, предпочла бы слушать студийные записи, ее раздражали выкрики всякой пьяни, неизбежно сопровождавшие живые концерты.
— Что — кто?
— Твоя… как он там ее называет — «Принцесса Невозможности».
— Не знаю. Большинство женщин, с которыми я имел дело, оказывались вполне разумными и рассудительными.
— Но ведь он здесь совсем не про рассудительность и безрассудство.
Дункан удивленно вылупился на нее. Никто еще не отваживался спорить с ним о текстах Такера Кроу. Собственно говоря, Джина с ним и не спорила. Но, похоже, она вплотную подошла к интерпретации, отличающейся от его собственной. И это его несколько обеспокоило.
— Тогда про что, о великий кроувед?
— Прости, прости, прости. Я не хотела. Я вовсе не воображаю себя всезнайкой.
— Ладно-ладно, — засмеялся он. — Не все сразу.
— Конечно. Но, может быть, она Принцесса Невозможности не потому, что ее невозможно терпеть, а просто потому, что до нее не дотянуться?
— Ну, великое искусство тем и отличается, что в нем можно докопаться до самых разных толкований, — со снисходительной улыбкой пояснил Дункан. — Но она была сложной особой во всех отношениях.
— А в первой песне… Как ее там…
— «Кто ты?»
— Да-да, эта. Там есть слова… М-м… «с тобой общаться — что обожженным ртом с огнем паяльной лампы целоваться, — так врали мне друзья. Им не поверил я, и вижу, что не зря…» Какая ж она невозможная? Получается, что вроде совсем даже наоборот…
— Наверное, потом она изменилась.
— А может быть, дело не в этом? Может быть, просто она на другом уровне. Она — Ее Королевское Высочество, а он тут, с нами, на нашем уровне. Разные весовые категории.
Дункан почувствовал легкую панику. Ощущение такое, будто оставил ключи на кухонном столе, выскочил из дому и дверь за собой захлопнул. Слишком много он вложил в невозможность Джульетты. Если он ошибся, то какой же он после этого кроувед всемирного масштаба?
— Нет, — категорически возразил он, но более ничего не добавил.
— Ну ладно, тебе виднее… как ты утверждаешь. Но если он так считал…
— Он так не считал.
— Ладно, не считал. Давай отвлечемся от Такера и Джульетты, перейдем к тебе. У тебя были такого рода дамочки? Как ты себя с ними чувствовал?