— Да, помню. Ваша выставка ведь скоро откроется?
— Да, в среду.
— Непременно зайду.
— Мы устроим небольшую вечеринку во вторник вечером. Ничего особенного. Парочка представителей городского совета да наши общественницы, в узком кругу.
— Уговори Такера спеть на вашем приеме.
Ну вот, получается, что сама напросилась. Энни прикусила язык. Дункану только дай зацепку, он шанса не упустит.
— Ага, — скептически заметила Энни, — если Такер захочет прервать двадцатилетнее молчание, то лучшего случая, чем выставка в музее Гулнесса, и желать нечего.
Такер рассмеялся. Дункан уставился в тарелку и проблеял:
— Любой случай подходящий. Не знаю, сказала ли вам Энни, но я давний почитатель вашего таланта. Я… Без преувеличения можно сказать, что я лучший в мире знаток вашего творчества.
— Читал.
— О… Черт… Можете указать, в чем я ошибся?
— Даже не знаю, с чего и начать, — ухмыльнулся Такер.
— Может быть, дадите интервью? Чтобы упорядочить сведения. Вы видели наш сайт, публика там внимательная и благодарная.
— Дункан, перестань, — перебила его Энни.
— Извините.
— Да нечего упорядочивать, — отмахнулся Такер. — Вот я, вот моя жизнь, и вот где-то полтора десятка человек вроде вас, которые по каким-то причинам, только им известным, тратят кучу времени на гадание о жизни моей недостойной особы.
— Вполне может быть, что с вашей точки зрения все именно так и выглядит.
— Думаете, другие точки зрения вернее?
— Мы могли бы ограничиться лишь вопросами, касающимися песен.
— Отстань, Дункан! — велела Энни. — Вряд ли Такера интересуют ваши вопросы.
— Ага, значит, вы по-прежнему стремитесь проверить, я это или не я? И у вас заготовлен убойный вопрос, который поможет это выяснить?
— Я… Да, точно. Есть такой вопрос.
— Валяйте. Хочу проверить, достаточно ли я знаю свою жизнь.
— Только… Не будет ли этот вопрос слишком личным…
— Если не для детских ушей, мы проводим Джексона в его комнату.
— Нет-нет… Ничего особенного. Я только хотел спросить, кого еще вы рисовали, кроме Джули Битти.
Энни показалось, что температура в кухне вдруг упала на несколько градусов. Очевидно, Дункан затронул тему, которую нельзя было затрагивать, но почему эту тему нельзя затрагивать, Энни понять не могла.
— С чего вы взяли, что я ее рисовал?
— Я не хотел бы открывать источник.
— Ваш источник врет.
— Исключено.
Такер опустил нож и вилку на тарелку:
— Нет, мне это положительно нравится. Эти ребята воображают себя ясновидящими, а сами под носом ни хрена не видят.
— Иногда они достаточно зоркие ребята.
— Да бросьте!
Внезапно глаза Дункана утратили способность встречаться взглядом с присутствующими. Признак гнева, как Энни знала по опыту. С гневом своим Дункан управлялся несколько своеобразно; как и остальные его эмоции, гнев частенько находил самый неожиданный выход.
— Портрет Джули вовсе не плох. Только вот, могу поспорить, она больше не курит.
Надо признать, последнюю деталь Дункан преподнес с триумфом — который, правда, подпортил Такер. Он вскочил, перегнулся через стол и ухватил перепугавшегося Дункана за ворот рубашки.
— Ты был у нее!
Энни вспомнила день, когда Дункан ездил в Беркли. Вернулся он в гостиницу в странном настрое, рассеянный и возбужденный. Еще он сказал ей в тот вечер, что его одержимость Такером Кроу слабеет.
— Только чтобы воспользоваться туалетом.
— Она тебя пригласила воспользоваться туалетом?
— Такер! — крикнула Энни. — Отпусти его. Ты пугаешь Джексона.
— Ничего не пугает, — отозвался Джексон. — Наоборот, круто. Мне этот дядька вообще не нравится. Врежь ему, пап!
Его реплики хватило, чтобы Такер мгновенно выпустил рубашку Дункана.
— Нехорошо, Джексон, — отеческим тоном произнес Такер.
— Еще как нехорошо, — подтвердил Дункан.
Такер бросил ему предостерегающий взгляд, и Дункан, извиняясь, вскинул руки.
— Ладно, Дункан, будьте любезны объяснить, как вы оказались в туалете Джули.
— Конечно, я был неправ, признаю. Но когда я подошел к ее дому, у меня чуть пузырь не лопался. У дома сидел парень, и он знал, где ключ от входной двери. Джули не было дома, так что этот парень открыл дверь, мы вошли, я сходил в туалет, а потом он показал мне картину. Все вместе заняло не больше пяти минут.
— Тогда все в порядке. А то ведь если семь минут — это уже вторжение в чужие частные владения.