— Хорошо, — сдалась Аля. — Хорошо, их там нет, но допустим, что они там есть. Но ты не знаешь одной простой вещи: их невозможно быстро снять наличными. По правилам банка деньги нужно сначала заказывать, за двое суток, и нужно представить…
— Ты костюмчик помнишь? — перебила ее Марго, садясь в свободное кресло и манерно закидывая ногу на ногу.
— Какой костюмчик? — опешила Аля.
Она осталась стоять одна посреди гостиной, под прицелом настороженно-враждебных взглядов.
— Ну костюмчик, темно-серый, элегантный, который ты мне дала? С шелковой блузкой, цвет «увядшей розы»?
— Да… Помню, — непонимающе ответила Аля.
— И как ты думаешь, зачем я у тебя его попросила?
— Я думала, на работу устраиваться…
— Вы слышали? — снова обернулась Марго к компании со смехом. — Ща-а-ас! Я прям разбежалась официанткой устраиваться в таком костюме! Я, моя милая, не такая дура. Я в этом костюмчике все справки навела про банки.
Приоделась, причесалась, прикинулась богатой клиенткой… Так что нечего мне лекции читать — я получше твоего знаю, как можно и как нельзя снимать деньги!
— Ну так — что тогда разговаривать? — рассердилась Аля. — Деньги снять нельзя, раз ты знаешь. На твой счет их перевести — тоже практически невозможно. И даже если бы это было возможно — это улика против тебя, тебя милиция может найти — ты же понимаешь, если я сниму полмиллиона долларов — боже мой, сколько это в рублях? Я и сосчитать не сумею!
— А тебе и не надо. Я их сама сосчитаю.
Аля покачала головой. Разговаривать с Марго было невозможно.
— Даже если бы я могла их снять, — продолжила она, — то мой муж обратится в милицию, ведь мне придется ему объяснения дать. И когда я ему объясню…
Аля вдруг запнулась, похолодев. «Объясню»?.. У них нет никакого интереса в том, чтобы она что-то кому-то объясняла!.. Но как же… Но тогда получается… Но ведь не собираются же они ее убить? Как это называется…
«Убрать»?
Нет, нет конечно. Что за бред!
— Ты меня за идиотку держишь, да? — обиженно посмотрела на нее Марго. — Ты меня, впрочем, всегда недооценивала. Ты на меня всегда смотрела свысока, даже когда ты была бедной, всегда меня презирала…
— Я?! Смотрела на тебя свысока?
Аля искренне изумилась. Было время, когда она восхищалась Марго, было время, когда она стала с трудом переносить ее властный и грубый характер, ее стиль жизни и взаимоотношений; но свысока — нет, она никогда не смотрела свысока на Марго. Как это странно, что Марго так думает. Скорее наоборот, Аля всегда боролась в себе со своей зависимостью от сильной подруги…
— Ты, ты! Чего теперь прикидываешься? Ты всегда меня презирала, я это кожей чувствовала! Проста я была для тебя слишком, проста, не пара такой…
Такой… — Марго, задыхалась от злобного возмущения, не находя нужное слово. — Такой аристократке, как ты! — выпалила она, наконец.
Присутствовавшие в комнате парни не проронили ни слова, с угрюмой серьезностью наблюдая сцену.
— А это меня зовут — «королева Марго»! А не тебя! Правда, мальчики?
Какая из тебя королева, ты просто замухрышка рядом со мной!…
"Да у нее же просто комплекс неполноценности, — поняла вдруг Аля. — Обычный классический комплекс. То-то она всю жизнь со мной соперничала! Не видя и не понимая, что я не соперница ей вовсе, что я не ввязываюсь в подобные игры и что мне, в общем-то, совершенно безразлично, первая она или последняя…
Может быть, мою незаинтересованность в этом перманентном соревновании она и приняла за высокомерие? Право, странно. Раньше я думала, что она умнее. Тоньше, что ли, понятливей… Впрочем, раньше я плохо разбиралась в людях. Это теперь я стала кое-что понимать… Алекс меня многому научил, надо отдать ему должное…"
И ей отчаянно захотелось домой.
— Ладно, что вчерашний день поминать! — сменила вдруг тон Марго. — Что считается — так это сегодня. А сегодня — в идиотках ты! — милостиво улыбнулась она. — У меня, моя дорогая, планчик куда умней, чем ты можешь себе представить. Куда умней! Ну, я тебе завтра расскажу. А сейчас — баиньки.
Марго встала и прошествовала к лестнице, которая была приставлена к лазу на чердак, и указала небрежно-театральным жестом, крутанув в воздухе кистью руки:
— Тебе сюда.
Аля оглянулась на безмолвную компанию.
— Я требую, чтобы вы мне объяснили, что вы затеяли!
Молчание. Только Филипп блеснул глазами.
— Ну-ну, будь умницей, поднимайся — дурашливо засюсюкала Марго, оттесняя Алю к лестнице. — Прилежным девочкам пора в постельку. Давай, давай, еще ступенечка, вот так, какие мы хорошие девочки….
Она почти силой заставила Алю подняться.
Аля нехотя влезла на чердак. На чердаке была небольшая комната, сумрачная и душная, так как маленькое окошко было закрыто.
— Свет справа включается!
Голос Марго послышался совсем рядом. Аля обернулась: ее бывшая подруга стояла на лестнице и голова ее высовывалась в люк.
— Нашла?
Аля нашарила выключатель и под крышей вспыхнула тусклая голая лампочка, засиженная мухами. В чердачной комнате был довольно большой соломенный тюфяк на полу, застеленный простыней, рядом стояли плетеное продавленное кресло и большая тумбочка с облезшей полировкой.
— У тебя тут есть все, что надо. Писать захочешь — постучи!
Спокойной ночи, подружка!
Глава 7
Мария Сергеевна оказалась худой и коренастой, кожу ее покрывал тот неяркий и прочный загар, который приобретается в деревне, во время летних полевых работ. Ее маленькое подвижное тело кипело молодой энергией, хотя лицо со всей определенностью выдавало пройденный пятидесятилетний порог. У нее были светлые живые глаза и вострый любопытный нос, которым она водила из стороны в сторону, цепким взглядом изучая спальню и гардеробную Алины, куда ее привел Алексей.
— Нет, все на местах. Не хватает только юбки одной и майки.
Наверное, она их надела на себя, когда уходила?
— А вы хорошо знаете ее вещи?
— А как же! Я же их стираю и глажу. Я вам даже могу сказать, какие она трусики надела на себя!
— Вот и хорошо.
Кис сел составлять список вещей. Мария Сергеевна из гардеробной диктовала ему, пересматривая одежду Алины.
— А костюмчик синий — юбочка плиссированная с жакетом — она мне вчера в чистку велела отдать, — донесся до Киса голос Марии Сергеевны, — так он внизу, в пакете, на кухне. Завтра отнесу. И блузочка к нему кремовая — в стирке.
— А что, костюм испачкался чем? — сделал стойку Кис, готовясь изымать костюмчик на предмет исследования пятен и пыли, которые могли бы — как знать? — выдать секреты Алины Мурашовой.
— Да нет, что вы! Она чистюля, каких поискать! Просто дни, сами видите, стоят какие жаркие, а Алечка вчера куда-то в нем ходила, вот он несвежий и оказался…
Кис не поленился, затребовал костюмчик и внимательнейшим образом разглядел все складки. Особенно его интересовал подол юбки: вдруг следы, скажем, спермы обнаружатся? Но на костюмчике не было ни единого пятнышка. Кис даже его понюхал: слабо пахло духами, дезодорантом и немножко потом. Нежным и тревожным, сладким потом чистого женского тела…
Разочарованный и слегка грустный — грусть была уже из области личных разочарований, о которых напомнил запах, — он вернул одежду Марии Сергеевне и с удвоенной энергией припустился к дальнейшим расспросам.
— Что-нибудь где-нибудь еще исчезло? Посмотрите на столике, на тумбочках — короче, везде.
— Нет. Все на местах. А кольцо обручальное и еще одно, с большим бриллиантом, подарок ее мужа — на ней должны быть. Она их всегда вместе, на одном пальце носит.
Кис записал.
— А остальные драгоценности — на месте?
— Я их не все знаю. Только те, что она часто надевает, вот в этой вазочке она их держит обычно. Из этих — все на местах.
— Вы не замечали ничего странного в поведении хозяйки?
— Ох, не знаю уж, странно это или нет, — озабоченно вздохнула Мария Сергеевна, — да только она была грустная какая-то в последнее время.
— Последнее время — это с каких пор?
— Ну, я вам точно сказать не могу, но месяца два, наверное. Она и всегда-то была такая девочка задумчивая, тихая, а тут совсем загрустила.
— Вы не догадываетесь, с чем это могло быть связано?
— Да нет, откуда мне знать! Она со мной не делится своими секретами.
— А вам кажется, что у нее есть секреты?
— Не знаю я… Я это так сказала, в смысле что мне она ничего не рассказывает. Может, иногда оно и надо, поделиться с кем, что на душе… А она не рассказывает никому. Да и то: кому рассказывать? Я ей, понятное дело, не подруга, а подруг-то у нее и нету. Одинокая она.
— Почему вы так думаете?
— Да что ж тут думать? Я вижу. Ни друзей, ни развлечений. Хозяин целыми днями на работе, приходит поздно, а она все одна и одна. Чего же веселого для молодой девушки в деревне-то?
— А как вы думаете, Мария Сергеевна, я хочу узнать ваше мнение — подольстился Кис — Отчего у нее нет ни друзей, ни развлечений? Может, муж ее из дома не выпускает?
— Да нет, что вы! Он очень добр к ней. Прямо как с куколкой обращается…
— Так что же ей мешает тогда развлекаться?
Женщина пожала худыми плечами:
— Дикая она. Сколько ее знаю, всегда такой была.
— Хм, «дикая»… Это как?
— Не знаю, как и объяснить-то… Ну вроде рачка: залезла в свою ракушку и сидит там, наружу не выманишь.
— Не общительная?
— Да не то…
— Не приветливая?
— Да Бог с Вами, совсем не то! Она и приветливая, и вежливая, не то что у моей Лиды: у ней хозяйка — вон там, три дома отсюда — такая халда! Только и умеет, что распоряжаться, и Лиду мою Лидкой зовет! Ишь, барыня! А сама-то ей в дочери годится! Лида уж не знает, что и делать — и тошно ей, и рада бы от них уйти, да деньги платют хорошие, а у ней мужа нет, и сын пьяница… А Линочка совсем не такая, все норовит сама сделать, и вежливая очень, меня Марией Сергеевной зовет… Я ей как-то говорю: да вы можете меня тетей Машей называть!
А сама думаю: девочка сирота, ей ласка нужна… Я бы ее тоже на «ты» звала, как дочечку… Да куда там! Не приласкаешь ее! Как будто ледком подернулась душа…
Так и зовет меня по имени-отчеству. И я ей выкаю. Дикая она.
«Как будто ледком подернулась душа», — пометил про себя Кис. Совсем в иных выражениях, но по сути то же самое сказал и Георгий… Надо будет разобраться, что за морозец приморозил это растение.
— Не знаете, у хозяйки никакой встречи на сегодня не было назначено?
— спросил он.
— На сегодня — это на вчера, что ли? Как считать-то?
— На вчера, верно, на четверг.
— Про встречи я ничего не знаю, это вы у Гоши спросите, а вот дело у нее было одно назначено на четверг. По благотворительности дело. Постойте-ка, как же я могла забыть! Пропала у нее тут одна вещь, нету сумки!
— Какой сумки?
— Дня два тому она мне говорит: «Приготовьте мне, пожалуйста, сумку, к четвергу, я вещи отобрала для благотворительности». Вот ее и нету, сумки этой.
— А что в сумке было?
— Вот тоже, уж если вы спрашиваете про странности, так странно: обычно вещи ей складываю я, Линочка мне доверяет. Отберу что постарее, что попроще, ну, конечно, сначала постираю, поглажу, прилично все! А тут она сама все отобрала. Уж как жалко мне было то платье, что Линочка отдать решила! Так оно ей идет, так ей в нем красиво! Я ей даже прямо так и сказала: «Извините меня, Линочка, да только что же вы такое платье бедным отдаете? Им, бедным-то, в таких платьях и ходить некуда! А уж вам-то как оно идет, к глазам вашим синим! Не отдавайте, жалко же!». Да и другие вещи тоже — хорошие все, дорогие.
— А что она вам ответила?
— Да что ответила? Засмущалась. Я, говорит, всегда что подешевле отдаю, неудобно как-то, надо же и хорошие вещи отдавать, раз благотворительность… Мечтательная она. И книжек много читает. Все идеи-то, они из книжек берутся. Из простой жизни таких идей нет.
Кис не смог удержать улыбку. Мария Сергеевна сердито посмотрела на него.
— Сами-то вы, господин хороший, тоже, небось, книжки читаете?
— Да где уж мне, Мария Сергевна, мне некогда, мне вот спать — и то по ночам не дают.
— Это верно, работа у вас такая незавидная… Вы не думайте, я не против книжек. Я и сама телевизор люблю смотреть, серии разные… Только ведь они навыдумывают там с три короба, а девушки молоденькие им верют… А потом, в жизни — раз, и все по-другому! Вот и делают они глупости, молодые, потом сами же горько плачут…
— Платье какое было?
— Лиловое… С открытой спиной, длинное. Куда в нем бедные будут ходить?!
— Когда вы последний раз видели эту сумку?
— Да вчера же! Когда уходила, в шесть часов. Я перед самым уходом отнесла в гардеробную к хозяйке поглаженные вещи. Сумка еще была на месте.
— А сумка сама — какая она?
— Да это всего-навсего большой пластиковый пакет, из магазина какого-то. Что-то там было написано — не помню, не по-русски было. Вишневого цвета.
— А из ее ручных сумочек — можете мне сказать, какой не хватает?
— Могу. Я их чищу иногда, кремом натираю…
Они спустились в прихожую и Мария Сергеевна перебрала все сумки в шкафу.
— Темно-синей нет. С белой каемочкой.
— Кожаная?
— А как же! У хозяйки все кожаные, хорошие, дорогие.
Кис сделал пометки в своем блокноте. Вернувшись в спальню Алины, Кис указал на ящички туалетного столика:
— Где хозяйка обычно хранит свои документы?
— Я что по-вашему, по ящикам лазию?
— Что вы, Мария Сергеевна, я вовсе так не думаю! — поспешил ее заверить Кис. — Я просто предположил, что вы иногда и внутри пыль протираете…
— А ведь верно, — удивилась она. — Протираю, редко, но протираю.
Внутри-то не очень пылится… Вот в этом — указала она на средний, — я там как-то паспорт ее видела.
Алексей покачал головой. Что бы там ни видела Мария, теперь там паспорта не было. Вчера Алина ездила записываться в библиотеку… Значит, брала с собой паспорт. На место не положила. Следовательно, ушла с ним?
— Скажите мне, Мария Сергеевна, вы, когда мусор из корзинки у хозяйки выбрасывали, не обратили внимания на какие-то особые конверты, записки, письма? Ничего не запомнилось?
— Да я не разглядываю, на что мне? Выбросила — и чисто, и все дела.
Один раз только запомнила, потому что удивилась: уж больно мелко она его изорвала.
— «Его»?
— Письмо, так я думаю.
— Свое или чужое?
— Так я вам сказать не могу, с точностью, — а думаю, что чужое. И вроде не разобрать ничего, а все же будто почерк не Линочкин. Крупный какой-то.
А Линочка пишет маленькими буковками, аккуратненькими…
— Давно это было?
— На Пасху. Я запомнила, потому что с праздником ее поздравляла, — на Пасху-то я не работала, выходной, но я ей яички принесла, сами разве ж покрасят! Куличик тоже… А она вроде грустная, даже сердитая какая-то. Я так и запомнила: рассердилась она на письмо, стало быть, вот и разорвала.
Странно, что секретарь ничего не сказал ему об этом письме. Не видел? Забыл?
— Мария Сергеевна, почту у вас кто вынимает?
— Гоша, кто же еще?
— Значит, он то письмо должен был видеть?
— Должен, а как же! Хотя… Бывает, что Линочка и сама ящик открывает. Тогда она дает Гошке почту зарегистрировать — у нас тут такой порядок заведен.
— Ну спасибо, Мария Сергеевна. Пока у меня вопросов больше нет.
— Да что уж там, спасибо говорить. Вы главное, найдите ее поскорее, Линочку. А то как бы с ней не приключилось чего… Она сама-то такая неумеха!
Вот, послушайте, взялась она готовить. Готовить она не умеет, книжки пооткроет, разложит, и давай бегать от книжек к плите. Только посуду роняет… Я ей говорю: «Давайте помогу», — а она упрямится: «Нет, я сама должна научиться».
Упорная она… В школах их разве чему научат? А родителей нет, сиротка. Вот ничего и не умеет! Только аккуратная очень. Постельку всегда сама заправит…
Ну и вот, бывает что испортит все, выбросит, и сначала готовить начинает…