— Так какой человек у тебя жил, дед? — спросил капитан, заполняя бумаги.
Ильяшин навострил уши. У него в ладони уже наготове лежала фотография Жмурова, изрядно истрепавшаяся после длительных мытарств по карманам лейтенанта.
— Какой человек! Известно какой, — ядовито сказал дед. — Ясно, что о двух ногах и об одной голове. А фамилия его мне ни к чему. Просили приютить, я и приютил по доброте душевной, молочком его поил…
— Посмотри, отец, — резко поднялся Ильяшин и подсунул деду фотографию Жмурова. — На этого похож?
— Этот и есть, — со спокойным достоинством ответил дед. — Только он сейчас малость волосатей будет.
— И где он? — почувствовав дрожь в кончиках пальцев и замирание сердца, спросил Ильяшин.
— Откуда мне знать, — съехидничал дед. — Ищи ветра в поле. Уехал, а куда не сказал.
— Когда уехал?
— В конце июня и собрал свои манатки. Попрощался, до свидания, мол, дед Кузя, спасибо тебе за доброту душевную. И уехал.
— Когда это было, точнее?
— Пенсия у меня должна была быть через три дня, значит… Двадцать седьмого и отчалил, что ли. — Дед возвел глаза к потолку, вспоминая.
Ильяшин разочарованно осел на стул. Он напрасно потерял столько времени, только лишь ради того, чтобы выяснить, что Жмурова давно уже нет в Туле. Целую неделю он мог бы проработать в Москве, и, глядишь, может быть, удалось бы выудить что-нибудь полезное…
Дедок хитрыми глазами посматривал на молодого милиционера, всем видом показывая, что ему еще есть о чем рассказать.
— А что, отец, к жильцу твоему кто-нибудь заходил в гости? — спросил Ильяшин.
— Заходить никто не ходил, а вот он сам…
— Что он сам?
— Кое-кому все пороги истоптал, — сказал дед и многозначительно замолчал.
— Кому же это?
— Маринке Опалихиной, с нашей улицы, — с готовностью отозвался дед.
— Это какой Маринке? — заинтересовался Будыка. — Не бабы Саниной ли дочке?
— К ей ходил, к ей. Любовь промеж ими такая случилась!.. Что не подходи!
— Знаю я эту Маринку, — заключил Будыка. — Известная прошмандовка. У нее с каждым, кто по вашей улице проходит, сразу любовь случается.
— Ты таких слов про нее не говори, — возмутился дед. — Она, чай, моя внучатая племянница.
— Ясно, — отрезал Ильяшин. — Поехали к внучатой племяннице.
Через полчаса они с Будыкой уже стояли на тихой окраине города, застроенной покосившимися частными домами, где посреди улицы мирно копошились в пыли куры и коровьи лепешки свидетельствовали о смычке города и деревни. Загорелые босоногие дети без штанишек задумчиво уставились на незнакомых людей, сосредоточенно копаясь в носу.
— Вот здесь она обитает, — кивнул Будыка на серый покосившийся домик, боком прижавшийся к густым зарослям малины.
Они тронули калитку и вошли во двор. Во дворе здоровая девица с разлетевшимися соломенными волосами, сверкая молочной белизной тела из-под короткого блеклого халата, развешивала на веревке детские рубашки.
— Привет, Опалихина, — поздоровался Будыка. — Мы к тебе.
— Чего надо? — неприветливо отозвалась Маринка, сдувая с лица светлую прядь. Из-под пшеничных бровей блеснули светлые прозрачные глаза.
— Поговорить пришли. Вот товарищ к тебе приехал из самой что ни есть столицы, за жизнь твою бестолковую потолковать.
— Некогда мне, у меня суп на плите выкипает. Л тут еще вы с вашими разговорами. Если что надо, говори, а нет — проваливай, мне некогда.
— Вот что, гражданка, — авторитетно вступил в разговор Ильяшин. — Нам стало известно, что вы поддерживаете отношения с человеком, недавно бежавшим из мест заключения. Вы обязаны по закону информировать органы о месте пребывания этого человека, а иначе ответите по закону…
— Это кто вам такое на меня набрехал? — окрысилась Маринка.
— Вы узнаете этого человека? — Ильяшин сунул ей фотографию Жмурова.
Маринка, сощурив светлые глаза, всмотрелась в нее, а потом, ойкнув, удивленно уставилась на гостей:
— Да это же Альберт! Алик Топазов.
— Где он, вам известно? — напирал на нее Будыка.
Маринка посерьезнела, замкнулась и категорически сказала:
— Ничего я вам не скажу. А то еще засадите человека.
— Этот человек убил женщину, известную артистку, — жестко сказал Ильяшин. — Он сбежал из тюрьмы и с оружием скрывается от закона. Если не хотите здесь с нами разговаривать, пройдемте в отделение.