Он железной хваткой сжал мягкое предплечье Опалихиной.
— Ой, да что ж это такое! — запричитала она. — Как что, так сразу в отделение! Да я-то тут при чем! Да отпусти ты меня, вцепился, дьявол чернявый, синяки будут! Да отпусти ты, скажу, что знаю…
Ильяшин разжал пальцы. Опалихина растерла ладонью плечо и сморгнула прозрачную слезу.
— Ой, больно-то как… Я так и знала, что с ним не все в порядке. Говорила я ему, смотри, Алик, не обмани меня. Обманул…
Она села на табуретку, достала платок и высморкалась.
— Где ваш Алик сейчас?
— Откуда я знаю? — со злостью проговорила Опалихина. — Небось на югах персики жрет. А я его здесь жду…
— На каких югах? — встрепенулся Ильяшин.
— А я знаю? В Армавире, должно быть. Открытку я от него позавчера получила, пишет, что приехал, поселился у хозяйки, будет устраиваться на работу охранником…
— Покажите открытку.
Маринка сбегала в дом и принесла конверт. Пока он читал, Маринка с обидой рассказывала Будыке:
— Обещал жениться. Сколько здесь жил, все ко мне бегал. Я его сначала не пускала к себе, думала приглядеться, что за человек, может, пьяница какой или рэкетир. Нет, смотрю, нормальный мужик. Обещал Саньку усыновить…
Она всхлипнула, откинула упавшую на лоб прядь и продолжала:
— Говорил, хочу на юге жить, чтобы всего было вдоволь, фруктов, ягод. Я, говорил, первый поеду, осмотрюсь, на работу устроюсь, а потом тебя вызову. Ты дом продашь и с Санькой ко мне выедешь. Санька — это сын мой. А что, правда, что он человека убил, а?
— Возможно, — уклончиво ответил Ильяшин, пряча письмо. — Суд докажет.
— Ой-ой-ой! — завыла Маринка. — А я ему еще денег на дорогу дала! И мужнин костюм!
— Что ты врешь, — усмехнулся Будыка. — У тебя и мужа-то никогда не было!
— Как не было! — возмутилась Маринка. — Да я…
— Пошли отсюда, надо срочно сообщить в Москву, — оборвал ее Ильяшин и сказал Опалихиной: — Письмо мы изымаем. А если он еще вам напишет, информируйте органы внутренних дел.
Выходя из калитки, они еще долго слышали надрывные причитания расстроенной Маринки.
Глава 30
ТАИНСТВЕННЫЙ «ТРЕТИЙ»
Костырев вздрогнул от внезапно зазвеневшего телефонного звонка. Предчувствуя неприятности, он нахмурился.
— Есть, — коротко бросил он через несколько секунд и с озабоченным лицом положил трубку.
Пряча бумаги в стол, Костырев мрачно размышлял: «Начальство вызывает — будет головомойка…»
Генерал Осташов, сидевший во главе огромного, размером с баскетбольную площадку, стола, грозно нахмурил кустистые брови и вместо приветствия раздраженно пробасил:
— Ну что, допрыгался, Михаил! Мне уже с утра по поводу твоих костоломных методов работы министр звонил. Что ты себе думаешь? Это же не уголовник какой-нибудь, это артист! Личность, известная на всю страну, мировая знаменитость! А твои ребята на него так напирают, будто он обыкновенный рецидивист. Что прикажешь мне делать? Служебное расследование начинать?
— Не понимаю, это по поводу Кабакова, который проходит у нас по делу Шиловской?
— «По поводу», — передразнил его генерал. — Этот «повод» не только тебе, но и мне башку разнесет, если мы вовремя в сторону не отойдем! Ты соображаешь, чем это грозит?
— Чем конкретно он недоволен?
— Конкретно… Как будто не знаешь! Не твои ли ребята вчера его заперли в театре и допрашивали, пока у него не случился сердечный приступ! Не твои ли ребята его с самого утра донимают, требуя, чтобы он признался, что убил Шиловскую! — Генеральский бас гремел на весь огромный кабинет. — Михаил! Мне ли объяснять тебе, опытному оперативнику, как и кого нужно допрашивать! Я, конечно, понимаю, ребята молодые, горячие, результаты им немедленно подавай, но ты! Ты!.. Почему ты не направил к Кабакову кого-нибудь поопытнее? Почему?
Во время выговора Костырев лихорадочно соображал, из-за чего мог разгореться сыр-бор. По тому, как Анцупова представила ему развернувшиеся вчера вечером события, встреча с артистом выглядела вполне благопристойно и даже невинно.
Лейтенант Анцупова, по ее словам, встретилась с актером после спектакля, вручила ему цветы и поздравила с успехом руководимого им коллектива. Интимная обстановка, личное обаяние Лили способствовали тому, что пожилой человек расчувствовался и поделился своими гнетущими воспоминаниями. Потом он внезапно почувствовал себя плохо, она вызвала такси и отвезла его домой — с ее стороны все происходило достаточно корректно и достойно сотрудника правоохранительных органов.