— Как вы считаете, кому посвящено ее письмо? Вам?
— Да, я думаю, мне, — с усилием выговорил Кабаков и понурил голову. — Она любила меня с самой юности, сначала как учителя, потом как мужчину. Вы, наверное, знаете, что она родила от меня девочку.
— Значит, она ждала вас, приготовив прощальное письмо и приняв таблетки, — задумчиво сказал Костырев. — Она выпила их примерно за час до вашего прихода. Если бы вы застали ее живой, то возможно, были бы свидетелем ее агонии.
— Звучит невероятно.
— По словам Величко, Шиловская намеками дала понять, что двадцать шестого случится нечто такое, что потрясет всех. «Или пан, или пропал…» Величко подумала, что вы и Шиловская объявите о своей свадьбе, таким образом Шиловская исчезнет как препятствие с ее пути.
— Но о свадьбе между нами не было и речи!
— Теперь Величко полагает, что ее подруга подразумевала под сюрпризом собственную смерть.
— Но зачем? — удивился Кабаков. — Зачем ей приглашать меня, если она собиралась умереть?
— На самом деле Шиловская не собиралась умирать. Она намеревалась разыграть сцену смерти. Упаковки пантропанола недостаточно для летального исхода, хотя все признаки тяжелого отравления и агонии были бы налицо — холодный пот, бред, судороги, боли в желудке, спазмы дыхания, сначала усиление, а потом падение сердечной деятельности… Все случилось бы именно так, если бы не вмешался кто-то третий. Но кто это был…
Они замолчали, каждый думая о своем. Прервав размышления, Костырев осторожно спросил:
— Анатолий Степанович, вы, наверное, знаете, что ваша ученица воспользовалась пантропанолом. Кажется, вы тоже принимаете это лекарство.
— Да-да, я пью его уже полгода. Оно очень дорогое, конечно, но эффективное.
— Вы не предполагаете, как она могла его достать?
— Она могла купить в аптеке или с рук… Или взять у меня… Да-да, вы знаете, кажется, я начинаю догадываться… Месяца два назад у меня исчезла почти нетронутая упаковка пантропанола. Я думал, что потерял ее. Но может быть…
Костырев задумался. Еще один вопрос он хотел бы выяснить…
— Скажите, Анатолий Степанович, вы помните большой старинный перстень, который обычно носила Шиловская?
— Конечно помню, — с готовностью отозвался Кабаков. — У нас были частые споры из-за него. Я требовал, чтобы она снимала его во время спектакля, особенно когда он диссонировал с костюмом или с духом пьесы, но она отказывалась. Максимум, чего мне удалось добиться, — она поворачивала его камнем внутрь, чтобы не привлекать внимание зрителей.
— А когда видели мертвую Шиловскую, на ее руке было это кольцо?
— Кольцо… — задумчиво протянул Кабаков. — Не помню… — Он задумчиво потер массивный подбородок, напряженно хмуря высокий лоб. — Нет, по-моему, не было. Я отлично помню, она всегда носила его на среднем пальце левой руки. У меня в глазах стоит картина: она лежит, прижавшись одной щекой к ковру, правая рука под телом, левая откинута… Нет, у меня фотографическая память — перстня не было!
Костырев согласно кивнул. Именно в такой позе, как описывал артист, оперативники и застали Шиловскую. Это значит, он был последним, кто видел убитую в период между визитом Барыбина и приходом Тюриной.
— А вы не обратили внимания, какие вещи лежали рядом с телом?
— Нет, я ничего не видел, — пожал плечами Кабаков.
— Когда вы подошли к входной двери, она была приоткрыта?
— Да, примерно на ширину ладони.
— Вы вошли в дом, а дальше?
— Крикнул: «Женя, я пришел!» — и, не получив ответа, заглянул в спальню.
— Дверь спальни была закрыта?
— М-м-м, нет, открыта. Я вошел, увидел ее и…
— Вы ушли, затворив дверь за собой?
— Да… Кажется, да. Было так жутко… — Кабаков вздрогнул. Его седая голова печально наклонилась.
— Ну что ж, это, кажется, все, что я хотел узнать, — произнес Костырев. Он встал, собираясь уходить. — Я полагаю, что все недоразумения между нами исчерпаны. Осталось официально оформить результаты нашего разговора. Я пришлю к вам своих ребят, когда вы поправитесь. Хорошо?
Костырев вышел от Кабакова озабоченный. Еще вчера казавшееся ясным дело представляло собой смутную, непонятную картину. Картину, в которой вместо рисунка с единой композицией были четко вырисованы отдельные детали, представлявшие непонятную мешанину рук, ног, голов и предметов.