Зазвонил телефон. Ильяшин взял горячую, нагретую солнцем трубку, и она сразу же прилипла к потной ладони. Звонил шеф. За два года службы Костя научился понимать душевное состояние начальника по малейшим нюансам голоса. По глуховатому, немного срывающемуся тону Костя сразу же понял: что-то произошло. Но, судя по плавным, сдержанным интонациям — ничего экстраординарного. Однако тем не менее что-то случилось.
«Но что? — гадал Костя, спешно натягивая китель. — Неужели начальство решило пропесочить нас за медлительность? Или Осташов решил почтить нас своим присутствием? Ну да нам не привыкать к тычкам от начальства».
Он заспешил по коридору, на ходу застегивая пуговицы и морщась от неприятного ощущения липкости после целого дня одуряющей, изнурительной жары.
Перед Костыревым, задевая высокими коленями крышку стола, сидел высокий бледный молодой человек странного, болезненно-страстного вида, с беспокойным взглядом небольших темных глаз. Это был мужчина лет тридцати, с небольшой взъерошенной головой, резко выдающимся вперед носом и бледными узкими губами, при малейшем движении лица изгибавшимися в нервной смущенной полуулыбке. Его встревоженный взгляд, еле заметные подергивания плеч, сцепленные на коленях кисти рук выдавали в нем впечатлительную натуру, которой свойственны глубокие, болезненно-острые переживания.
«Алтухов!» — догадался Ильяшин.
Костырев кивнул ему на стул, стоящий позади и немного сбоку от стола. С этого места хорошо был виден профиль посетителя, его затылок с небольшим ершиком коротких волос и тонкой жилистой шеей, на которой тревожно пульсировала синяя жилка.
— Итак, вы говорили, что хорошо знали Евгению Шиловскую? — повторил вопрос Костырев, вводя Ильяшина в контекст разговора. — И в каких вы с ней состояли отношениях?
— Я же вам уже сказал… Я не могу поведать вам обо всем, это слишком личное, но, поймите, мой священный долг найти ее убийцу и покарать его.
— Его? — зацепился за последнее слово Костырев. — А может быть, это личность женского пола?
— Нет! Я знаю, что это он! — Голос посетителя звучал беспокойно, постепенно повышая тон. — Я пришел к вам, чтобы потребовать его ареста! Идет уже второй месяц после ее гибели, а он все разгуливает на свободе, наслаждаясь всеми благами жизни, и даже завел новую жену!
«Это он про Барыбина, что ли? — недоумевал Ильяшин. — Ишь ты!»
— Погодите, погодите, — остановил поток пылких речей Костырев. — Кого вы имеете в виду? Вам известно имя убийцы? Назовите его!
— Конечно известно! Все знают, кто он! Только вы спрашиваете меня об этом, как будто сию секунду народились на свет! Это ее муж! Муж, который не нашел лучшего способа избавиться от нее! И он на свободе — вот что меня поражает! Он разгуливает на свободе, наслаждается жизнью, развлекается, в то время как она… Она… Там… в земле… в темноте, среди червей!.. — Алтухов закрыл рукой глаза, как будто ему было мучительно больно.
— Ну, успокойтесь, успокойтесь, — почти ласково проговорил Костырев, наливая из графина стакан воды и подавая его посетителю. — Если он действительно виновен, то мы обязательно примем меры.
Громко глотая воду, Алтухов одним махом осушил целый стакан. Когда он пил, его кадык поднимался вверх и было видно, как вода проходит вниз, струясь внутри жилистой шеи.
— Давайте начнем с самого начала, — предложил Костырев. — А то у нас с вами сумбурный разговор получается. Ваши имя, фамилия, отчество?
— Зачем вам? — наморщил лоб Алтухов. — Впрочем, ладно, пусть будет так. Алтухов Олег Владимирович. Вам показать паспорт?
— Будьте добры… А почему вы так уверены в том, что Барыбин убийца Евгении Шиловской? У вас есть какие-либо факты? — мягко спросил Костырев, держа в одной руке паспорт, а другой вынимая чистый лист протокола допроса и подавая его Ильяшину. Тот приготовился записывать.
— Как почему? — заговорил посетитель, заметно успокоившись. — А кто же, по-вашему, еще? Я был у него, одного взгляда достаточно, чтобы убедиться, что он убийца. Съездите к нему и посмотрите ему в глаза, в них вы все прочтете. Он рад, что совершил это. Он меня увидел и сразу понял, что я все знаю, поэтому испугался и приказал своим халдеям вытолкать меня вон. Но он не смог представить, что я приду к вам, иначе он бы меня тоже прикончил.
— А кроме уверенности, у вас есть еще какие-нибудь факты, материальные основания? — осторожно осведомился Костырев.
— Какие факты! Какие основания! А кто, по-вашему, еще мог такое сделать? Я был у старика, у артиста…
— У Кабакова?
— Да, кажется, его так зовут. Так вот, все, что про них болтают, будто Олечка его ребенок — вранье, сплошное вранье!