Порфирий стал шарить еще возле кострища. Нашел кусочек трута, на который выбивали из кремня искру, разводя огонь. Темный. У Порфирия светлее. Такой темный трут бывает из губок, что растут на деревьях не в тайге, а на открытых еланях. А это что? Просыпали золото? Нет. Порфирий поднял с полу что-то круглое, желтое…
Пистон… Стреляный, пистон от казенной винтовки, — прошептал Порфирий, разглядывая в пистоне впадину от бойка. — Значит, здесь заряжали и патроны. Кто же это? Кому моя шомпольная винтовка понадобилась?
Редко у кого из охотников бывают казенные винтовки, редко. Порфирий стал припоминать и не припомнил никого. По тайге экспедиции ходят… Но разве те возьмут?
Они кресать огонь из кремня не станут, — покачал головой Порфирий. — У них спички… Это кто-то из мужиков.
Бродяги? Сколько было их? Откуда пришли они? Порфирий подошел к столу. Здесь они ели. Вот хлебные крошки. Не сухари, а хлеб. Может, был и черствый, а хлеб. Откуда с хлебом попадут сюда люди? Из Тайшета? Из Ши-верска? Из Солонцов еще через Рубахину на Белогорье дорога… Крошки с одной стороны стола только. Выходит, был один человек. Пил чай, наверно. А деревянная плошка Порфирия, как была перевернутая, лежит в дальнем конце стола. Пил из своей посуды. Побрезгал чужой, да еще де
ревянной… Среди темных хлебных крошек виднелись белые прозрачные крупинки…
Соль? — Порфирий взял на язык. — Нет, сахар… Бергалы с сахаром чай не пьют. Из мужиков-то тоже мало кто пьет, кроме самых богатых.
Он вышел из зимовья. Тонкая осинка, росшая неподалеку от угла зимовья, была вся изверчена, натерта поводом. Здесь стоял привязанный конь. Нетерпеливым копытом он выбил глубокую ямку в земле. Худой, старый конь, пройдя дальний путь но тайге, не станет копытить землю, не станет рваться с привязи. Порфирий спустился к броду через Джуглым. Да, он приехал из-за речки и уехал туда же. Значит, из Шиверска или из Солонцов. Конь боялся идти в воду, долго плясал на спуске. Круглые, крепкие копыта у коня. Подкован на одни передки. В экспедициях куют коней на все четыре ноги. Этот подкован по-крестьянски. А вот и след человека. Сбросил конь его у самой воды, в плотном песке выдавился глубокий отпечаток ноги, обутой в крепкие, нерастоптанцые ичиги. Тоже не городская обувь… Кто же был здесь? Кто?
И Порфирию отчетливо представился' крепкий, рослый мужик с лоснящимся от жира лицом, с цепкой хваткой в руках, привыкший брать все себе, себе, от любого, никого не щадя, никого не жалея, брать последнее, брать из горла…
Ну добро же! — с холодной злобой крикнул Порфирий, обтирая ладонью пересохшие губы. — Нет от вас па земле места нигде. Чем ни займись, как ни работай, куда ни пойди, вы меня всюду находите, всюду. Ну, так и я теперь вас найду…
Впереди снежными белками блестел трезубец Уляхи. Где-то там, уже за его перевалом, едет теперь по тайге человек, которому всего мало, которому даже кусок свинца, щепоть пороха, шомпольная винтовка Порфирия, его последние капли крови — и то нужны!
Не сводя глаз с перевала, словно он видел и боялся там потерять свою цель, Порфирий перебрел через Джуглым и стал подниматься в гору.
18
Ветер трепал парусиновые полотнища палатки. По земле тянул легкий сквознячок и шевелил листы у верхних, разложенных в стопки брошюр. Лебедев, Кондрат и дед Еремей сидели на корточках в палатке и разбирали брошюры. Снаружи, у входа в палатку, на чурбане пристроился Марк. Он неторопливо ковырял шилом рваное голенище сапога, просовывал в отверстие дратвуч с засученной в нее щетинкой и затягивал стежок, насвистывая себе под нос какую-то однотонную песенку.
Марк, — окликнул его из палатки Кондрат, — ты шибко-то сапогом не увлекайся, не прогляди.
Нет, — отозвался Марк, — сапоги мне не мешают, я на них только для виду взглядываю. Да нигде нет никого, работайте спокойно.
Лебедев поднялся, потер ладонью онемевшую поясницу.
Ну что ж, товарищи, так и поделим, — сказал он, — каждому из нас по двенадцать штук. Обязательное условие: если отдавать в руки кому, так только надежным, в ком нет сомнений. Прочитают, вернут — другим передать. А ты, Еремей, своих собери в овраге, у ключа, и вслух им почитай. Новых пока никого не вови, к этим присмотрись вернее.
Да я их всех лучше, чем себя, знаю, — возразил дед
Еремей.
Ничего. Тогда были у вас только одни разговоры, а теперь и брошюры. Это дело совсем другое.
Вася, — спросил его Кондрат, просматривая свою стопку брошюр, — а лишние, запас, где держать?
В лесу йадо прятать, куда-нибудь под валежину, в дупло, чтобы дождем не замочило, — решил Лебедев.