И все же он интеллигент, — заметил Иван Максимович.
Федот, да не тот… ха-ха-ха! — опять захохотал Баранов. — Это, брат, не интеллигенция. Как тебе сказать… это в темном подполье бледный росток картофельный. Интеллигенция — мы с тобой. — И в самое ухо Василеву: — Анютку же я тебе, Иван, от греха, все же советую уволить. Ей-богу! Забрюхатит — потом и тебе будет неприятно. Как ни говори, происшествие в твоем доме. Ты или не ты — сам понимаешь… Ну, прощай! Прощайте, дорогая Елена Александровна! — крикнул он в столовую и скрылся за дверью.
А что это, Ваня, Густав Евгеньевич так расстроился? — спросила Елена Александровна мужа, когда тот, вернувшись к столу, взял приготовленный ею бутерброд. — Ему разве не все равно, где станция будет? Ведь он жить здесь не станет.
Люся, как ты того, — Иван Максимович покрутил пальцем вокруг лба, — недодумываешь? Это же так ясно: говоря грубо, он просто хочет выкрутить что-нибудь с Романа Захаровича, а может быть, и с Луки.
Нет, Ваня, по-моему, Густав Евгеньевич на это не способен. Он дворянин и такой…
Взчять взятку, Люсенька, способен каждый человек. Дать — это другое дело. Маннберг же ничем не рискует. И, получив взятку, останется дворянином. Глупо было бы отказываться.
— Но если он согласится с Роман Захаровичем, тогда ведь и правда железная дорога будет на болоте! Это же так плохо!
А нам с тобой что до этого? Нам-то ведь хуже не будет. Склады у меня как раз на той стороне реки.
Все-таки…
Между портьер, в открытую дверь гостиной, просунулась плешивая голова трактирщика Митрича. Дряблые щеки, поросшие кудлатой бородой, подпирал тугой воротник миткалевой, в крупную синюю горошину косоворотки.
Желаю здравствовать Ивану Максимовичу с супругой Еленой Александровной, — боком входя в комнату, сказал Митрич. — Благодарствую за приглашение, забежал…
А-а! Проходи, Митрич, садись. Люся, рюмочку побольше!.. Спасибо, что зашел. Дельце у меня к тебе есть.
Митрич прищурился.
13
А дело было вот какое.
Однажды, под вечер, к Митричу в трактир зашел незнакомый мужчина. Был он высок, широкоплеч, с глубоким шрамом на левой щеке и лицом, посеревшим от долгого скитания по тайге. Одежонка на нем истрепалась, из латаных ичигов торчали портянки. За спиной болталась котомка.
«Беглый каторжник», — подумал, присматриваясь к нему, Митрич.
Было воскресенье. Еще с утра набрались в трактир за-сегдатаи, и к тому времени, когда появился незнакомец, уже вовсю лились пьяные песни. На вошедшего никто не обратил внимания.
По праздникам, когда бывало много народу, Митрич торговал с женой Ульяной. Она в дальнем конце прилавка вытирала тарелки.
Ульяна, — поманил ее Митрич, — глянь-ка. Надо в участок-от сходить заявить. Видать, каторжный.
Погодь, — остановила его Ульяна, — испытать надо.
И то, — согласился Митрич. — Далеко ли путь держишь, милый? — спросил он подошедшего к стойке бродягу.
Иду, куда Макар телят не гонял, — усмехнулся бродяга.
Из приискателей? Золотничник?
Куда мне золото? Я сам золото. Ну-ка, налей маленькую, — бродяга развел пальцы на четверть. — Мало. Налей еще, — сказал он, залпом опрокинув стопку вина.
Где живешь, милый? — допытывался Митрич, наливая вторую стопку.
На земле, старик, а умру — попаду на небо.
Какой ты ершок, — недовольно сморщился Митрич, — и побеседовать не желаешь!
О чем с тобой беседовать? Люблю я с тайгой да с ветром разговаривать, — ответил бродяга, вытаскивая из кармана промятый бычий пузырь и развязывая шнурок. — Сколько тебе? — бросил он на прилавок двугривенный.
От монеты отскочили мелкие, светлые, как стекло, листочки.
Это чтой за блестки? — удивился Митрич, налепляя их на палец и поднося к носу.
Дикое стекло, старик, — засмеялся бродяга. — Ну, давай сдачу.
Что турусишь? Какое дикое стекло? — И кивнул головой Ульяне. — Поди. Управлюсь один.
А сам подумал: «Каторга. Вечная каторга».
А ты не видал? Хочешь, покажу? Смотри, — скинул котомку бродяга и вытащил из нее плоский камень величиной с блюдце.
Светит месяц! — вскричал Митрич. — Слюда!
А бродяга, ковырнув с уголка камень ногтем, оторвал тонкий, прозрачный листок и тряхнул им в воздухе.
Вот она! Чистая, как рыбья слеза!
Погодь малость, Ульяна, не ходи, — махнул ей рукой Митрич. — Где ты нашел камень?
Против неба на земле. Я тебя ладом спрашиваю.
— А ты что, купить хочешь? — вполголоса спросил