15
Пашка… Павлуша… — громче сказал Митрич, тряхнув его за плечо, — пробудись…
Бурмакин открыл глаза и перевернулся на спину. Чуть занимался рассвет.
Ты чего, дед Степан? — спросил он Митрича. — Спать пришел? Ну, ложись на нагретое место. Мне так и так вставать пора.
Поговорить хочу с тобой, Павлуша.
Ну давай, разговаривай. — Бурмакин сладко потянулся.
Ты к тунгусам ранее плавал когда-нибудь?
Плавал. А теперь мы с Антоном поделились. Я до Хаи только проводничаю, а он через нижние пороги водит лодки.
А ты бы мог до тунгусов доплыть?
Бурмакин приподнялся, внимательно посмотрел на Митрича.
Так ты что, дед Степан, и впрямь один, без Мирона, к тунгусам плыть затеял?
Митрич легонько засмеялся.
Сам ты, Павлуша, так мне вчера подсказывал.
Чего я тебе подсказывал? — удивился Павел. — Посмеялся просто над тобой. Ну, плыви, если хочешь. Я-то при чем?
А ты проводи мою лодку, Павлуша. Еще деньжат заработаешь.
У Антона хлеб отбивать не стану, — сказал Бурмакин, садясь на край предамбарья и начиная обуваться. — Не мели ерунду.
Что ты, что ты, Павлуша?! — замахал руками Митрич. — Все по согласию. Ты подумай сам: от больного Мирона Антон со мной все едино не может уплыть, оздоровит мужик — кто тогда его лодки поведет? А мне сидеть — чего дожидаться? Ввечеру Мирон сам мне сказал: «Езжай,
Степан Дмитриевич. Возьми себе в проводники Пашку — и езжай».
Ты с Мироном разговаривал? — с сомнением спросил Бурмакин.
Не разговаривал бы — и к тебе не пришел бы.
От товарища-то, когда в беде он, уплывать не положено, — сурово заметил Бурмакин.
Так, Павлуша… сам Мирон наказал. «Езжай», говорит.
Не врешь?
Светит месяц! Чего же я врать стану?. Ну, поехали, Павлуша?
Ладно, — сказал Бурмакин. — Коли так, поехали. Только сам я спрошу Мирона.
Побуди больного человека, — с укором сказал Митрич, — только заснул он. А я тебе побожиться могу, ежели не веришь. Крест святой, пречистая богородица, — перекрестился он.
Бурмакин задумался: похоже, правду старик говорит. Мог, пожалуй, Мирон согласиться… хотя и знал, что тогда лучший куш достанется Митричу. Ну, да это их дело. Не вмешиваться же ему, Бурмакину, как поделятся барыши между купцами! А перед Антоном совесть будет чиста: ежели Митрич решил плыть от Мирона отдельно, все равно Антону и того и другого на розницу через пороги не придется проводить. Кого-то одного только можно. У Мирона лодок больше, с него Антон больше и получит.
Едем, — решительно сказал Бурмакин. — Где Вань-ча спит у тебя?
В лодке, Павлуша, там дожидается.
Они спустились к реке. Ваня Мезенцев, невыспавшийся, сидел в лопастных веслах, скучно оглядывая высокие, серые берега, — рассвет здесь еще и не чувствовался.
Митрич, кряхтя, забрался на средину клади, где помягче. Бурмакин вытолкнул лодку в реку.
Постепенно стало светлее. Ваня равномерно взмахивал веслами; Бурмакин сидел в корме, правил лодкой; Митрич, откинувшись на спину, блаженно улыбался. Ему уже рисовались полные мешки, набитые дорогой пушниной. Он радостно потер ладошки.
Бурмакин поглядывал на него подозрительно. Ему показалась чрезмерной радость старика; уж не прихватил ли он вместе со своим товаром и Миронова товару? Что он делал ночью? Не очень-то надежный старик…
Дед Степан, — окликнул его Бурмакин, — правду скажи: ты чужого ничего не взял?
А, Павлуша? Ты что? — приподнялся Митрич. И засмеялся. — Ну, что ты, Павлуша, шутишь все над стариком!
Нет, я без шуток, — круто поворачивая лодку к берегу, сказал Бурмакин, — пока не очень далеко уплыли, в деревню схожу. Проверю. И с Антоном поговорю. Неладно: уехал и не попрощался.
Митрич забеспокоился, стал убеждать, уговаривать Бурмакина. Еще раз поклялся, что поплыл он с согласия Мирона и что чужого в жизни он не брал ничего. Но Павел остался непреклонным. Подчалил лодку к берегу и пошел в деревню.
Павлуша, да обратно-то ты вернешься? — вдогонку ему спросил Митрич.
Коли ты чужого не взял — вернусь, — твердо пообещал Павел.
В деревне мужики только покачивали головами, когда Павел стал им рассказывать, как его сговаривал Митрич. Антон посмеялся.
И сам лиса твой старик, и еще за лисьими шкурками едет. Что ж, плывп с ним, Павел, я после с Мироном поплыву. Чужого старик не взял ничего, все на месте. А за барыши пусть Мирон или Василев сам с ним счеты сводит.
Нет, я должен сказать и Мирону, — рассудил Павел. — Как-никак от него мне и еще потом наниматься.