Голд, надув губы, задумался.
— Я бы хотел для разнообразия, — решил он, — поесть где-нибудь в ресторане. Я устал каждый вечер готовить дома.
Андреа оставила машину швейцару ресторана.
— Добрый вечер, мисс Коновер. — Высоченный метрдотель говорил прямо с Андреа, словно не замечая Голда. — Вы хотите быть на виду? Или предпочтете какое-нибудь уединенное место, где вы сможете делать друг с другом все, что пожелаете?
— И то, и другое, — сказал Голд.
Они сели у дальней стены в кабинке с фаллической формы канделябрами, которые освещали только их брови и глаза. Голда охватил холодный ужас, когда почти сразу же к ним присоединился Гаррис Розенблатт и с назойливой многозначительностью стал переводить взгляд с одного на другого.
— Это Андреа Коновер, — сказал Голд. — Мы с ней вместе слушали лекции в Фонде сенатора Рассела Би Лонга и вот случайно встретились здесь, в Вашингтоне.
— Кажется, я неплохо знаю вашего отца, — сказал Гаррис Розенблатт, прежде чем Голд успел закончить. — Как поживает Пью?
— Почти без изменений, — ответила Андреа.
— Очень жаль, — голос Гарриса Розенблатта сочувственно понизился по регистру, но Розенблатт без остановки продолжал в той же будничной, торопливой манере, словно все трое спешили куда-то и вот-вот должны были уходить. — Много там было народу в этот уик-энд?
— Почти никого.
— Обещайте ему, я постараюсь заскочить в следующий раз, когда буду в Вашингтоне. А кстати, что с ним такое?
— Никто не может понять.
Смятение и досаду Голда, обнаружившего, что Гаррис Розенблатт на такой короткой ноге с Пью Биддлом Коновером, было невозможно описать. Он испытал противоречивые чувства, когда, увидев знакомое лицо, не сразу сообразил, что перед ним Гаррис. Хотя Ральф и сообщил ему о своих тревожных наблюдениях, Голд не был готов к восприятию тех физических изменений, которые нашел в своем бывшем однокашнике и которые, если бы не видел перед собой Гарриса, считал бы невозможными. Гаррис Розенблатт похудел от праведности, а неподкупность и пуританская добропорядочность, не столь уж редкая в финансовых кругах, сделали его длинноногим и стройным, как шомпол. Он каким-то образом нарастил себе высокий лоб. У него был норвежский нос. Темные вертикальные складки испещрили его лицо от бровей до подбородка, а застывшие мускулы худых щек несли на себе печать торжественности и пресекали любые поползновения рассмеяться или улыбнуться. Его слова били точно в цель, а глаза сверкали умением разоблачать людей, которые не соответствуют стандартам. До своего побега от неминуемого провала на защите диссертации Гаррис Розенблатт был довольно тучной и никчемной личностью менее чем среднего роста с пухлым и мясистым лицом, бесформенным задом и выпяченной грудью. Вот как изменяют человека финансы! Юмора он никогда не понимал, и Голд не без оснований полагал, что теперь Розенблатт стал еще мрачнее и тупее.
— Как поживает Белл? — сразу же выстрелил Розенблатт, подтверждая верность этого анализа.
— Она в порядке, — сказал Голд и бросил эту тему, как горячий уголек. — Ты прекрасно выглядишь, Гаррис. Ты стал таким худым и высоким. Ты, наверно, на какой-то особой диете. Здорово сбросил вес, да?
— Нет-нет, я не потерял веса.
— И не был на диете?
— Нет. Не на диете.
Недоумение Голда возросло. — Но ты стал выше?
— О, да, много выше. — Здесь Розенблатт решил каким-то образом дать понять, что слова Голда ему приятны. — Я сильно вырос с момента нашей последней встречи. Теперь я большой человек, гораздо больше, чем раньше. Я многому научился и стал лучше во всех отношениях.
— Чему же ты научился? — полюбопытствовал Голд.
— Не знаю, как бы это выразить, — ответил Гаррис Розенблатт. — Но я был очень гордым. Теперь нет. Я научился быть скромным и горжусь этим. — В последовавшем за этим молчании он снова принялся беспокойно бегать глазами, переводя взгляд с Андреа на Голда и с Голда на Андреа. — Кто-то мне сказал, что вы с Белл расстались.
— В этом нет ни слова правды, — сказал Голд.
— Я был очень огорчен, когда это услышал. Кажется, эта информация о тебе и Белл поступила от надежного неназванного источника.
— Я здесь провел большую работу в качестве анонимного источника, — нервно и поспешно ответил Голд, — так что эта информация вполне могла исходить и от меня. Она ложна от начала до конца.
— Я рад, что у вас с Белл все хорошо. Подобные вещи случаются в наши дни слишком уж часто, и это меня не устраивает. Это плохо для семьи, это плохо для детей и это плохо для страны. Может быть, это хорошо для экономики, но меня это не устраивает ни в долгосрочной, ни в краткосрочной перспективе, и это несомненно плохо для бюджета. Я очень рад, что вы с Белл и дальше будете вместе, и Сельма тоже будет очень рада.