За спиной гремела музыка. На парадной лестнице она звучала куда тише. Кара спускалась медленно, проводя ладонью по перилам. Она прощалась с местом, которое стало ей домом, пусть на краткий срок. Кэр-Параваль видел и слезы, и улыбки, знал и беды, и радость. Теперь в нем будет счастлив кто-то другой. Ее время истекло, и тот, кто поможет сбежать отсюда, ждал внизу, у дверей дворца. Знатный лорд из Гальмы, который посватался, не надеясь на согласие высокомерной королевы. Он получил заветное «да». Никто не одобрял такого поступка Кары. Нарнийцы шептались, что негоже вновь выходить замуж, после такой-то потери. Уолтер и тот смотрел на мать с негодованием, будто она предала самое важное – память младшего короля. Та же память не давала Каре покоя. Ею полнилась Нарния, но она не могла заменить Эдмунда. Королева задыхалась здесь, ибо нечем было больше дышать, некем – и решила бежать, использовав первую подвернувшуюся под руку возможность. Наверняка и сам лорд понимал, что его никогда не полюбят, ему никогда не улыбнутся и не позволят запустить пальцы в черные косы, что принадлежали лишь одному. Он не жаловался и подал Каре руку, проводив до самого причала.
Вот и корабль, который увезет ее прочь. Роскошное судно качалось на голубых волнах, приглашая к себе на палубу. Отдаленно он напомнил парусник, который причаливал к берегам Теребинтии каждые два месяца. Воспоминания сжали сердце Кары подобно раскаленным тискам. Она тихо произнесла:
- Я отойду ненадолго, - и зашагала вперед, не дожидаясь согласия. Рука медленно сняла с головы серебряную корону. Тонкий обруч упал во влажный песок, переливаясь в солнечных лучах, а королева пошла дальше по берегу, на который накатывали соленые волны. С шипением разлетались они в мельчайшие брызги, оживляя картины прошлого и возвращая его в настоящее. Вот выскакивает из леса одинокая фигура, облаченная в серое, и бросается бегом к кромке воды и суши. Она спотыкается, падает и снова встает, как и тот, кто бредет к берегу по пояс в воде. Душа леса, преданная лишь ведьминому рыцарю и только ему, прильнула к серебряному королю, и тот счастливо смеется. Чарующая история, сложенная крестьянами Теребинтии, не имеющая счастливого конца…
Кара остановилась, немного постояла, провожая глазами призраков былого, юных, опьяненных своей любовью и не ведающих, какой малый срок ей отпущен. Затем смахнула с подбородка текущие слезы и пошла обратно к пристани.
Корона так и осталась лежать в песке.
========== Эпилог ==========
- …и каждые три месяца Природа меняет свои одеяния, дабы служили они маяком суженому ее, на глаза слабому. Золотая мантия или зеленые одежды, белые меха или цветастый шелк – идет жених на свет во тьме, и воссоединяются два влюбленных сердца, чтобы спустя день вновь забиться в ожидании новой встречи.
Сьюзен прокашлялась. Она слишком долго говорила без остановки, и голос двенадцатилетней девочки совсем охрип. Люси за все время не произнесла ни слова. Она внимательно слушала нарнийскую легенду, положившую начало Суэр-Гуину и дню летнего солнцестояния. Когда история закончилась и Сьюзен замолчала, младшая из сестер натянула одеяло до самых ушей и тихо вздохнула. Ясно было, о чем она думает каждый раз, когда в спальне для девочек воцаряется тишина.
Сьюзен не нравилась вспоминать о том, чего уже не вернешь. Зачем бередить старые раны? Впрочем, к ней Люси пришла самой последней. Питеру было явно не до нее. Эдмунд огрызался на всех, не только на сестренку, и связываться с ним было себе дороже. Все злые и словно с цепи сорвались. Да, трудно смириться с тем, что они покинули Нарнию, которой так долго правили. Да, сложно привыкнуть к прежней жизни, но с каждым днем это давалось все легче. По мере того, как стирались воспоминания, прежняя школьница Сьюзен Певенси вытесняла королеву Сьюзен Великодушную. Дай ей сейчас в руки лук, вряд ли стрела попадет в центр мишени. Она достигнет цели, но через пару недель и этого не будет. Разве все так плохо? Наконец они увидят маму, ведь обратный поезд уже завтра умчит братьев и сестер домой, прочь от платяного шкафа, открывшего тропу в новый мир. Жаль, что для остальных дом был уже не здесь, а там, среди зеленых лугов и полей, густых лесов и журчащих ручьев. Там, где резвятся наяды, играют на дудочках фавны и морской бриз надувает алые паруса роскошных кораблей. Для всех расставание с Нарнией стало трагедией, и только Сьюзен ловила себя на том, что даже рада этому.
Ее жизнь там так и не сложилась. Королева, которую все любили, которую обожали и боготворили, не нашла того, чего жаждало ее сердце. Она была любима, но так и не полюбила в ответ. Сьюзен успела смириться с этим и прожить последний год вполне мирно, сдружившись с собственной печалью и убедив себя, что большего ей и не нужно. Самообман разлетелся вдребезги, когда за деревьями мелькнул волшебный Белый Олень, исполняющий желания. У нее, Сьюзен, было то самое желание – запрятанное в самые глубины, оно вынырнуло наружу, почувствовав близость свободы. Не потому ли королева первой мчалась за Оленем, больше похожим на лесного призрака? Не потому ли подгоняла всех остальных? Для других это было забавой, небольшой авантюрой. Она боялась упустить дарованный судьбой шанс и надеялась, что магия поможет ей заглушить тоску, притупить боль. Разумная королева, ценившая всегда логику, отчаялась настолько, что поверила в колдовство. Сказать, что оно не сработало, не поворачивался язык. Судьба коварна: желания порой могут осуществляться. Сьюзен хотела изменить свою жизнь, прекрасную, веселую, но неизменно одинокую – и получила тот шанс, о котором молила Оленя. Теперь ей было не двадцать семь, а вновь двенадцать. Ушедшие юность и молодость вновь в ее распоряжении, как и уроки, полученные в Нарнии. Сьюзен может прожить эти пятнадцать лет заново, руководствуясь полученным опытом, - разве не хорошо это? Наверное, само наличие вопроса показывало, что не очень. Радоваться тому, что родных терзает хуже пытки, было бы слишком эгоистично. Сьюзен сочувствовала им, но не понимала, зачем так рвать душу на куски. Пора бы взять себя в руки и начать жить нормально!
Люси свернулась калачиком и задремала. Завтра было рано вставать на поезд, но сестры как обычно засиделись. Не было в их распоряжении ни уютной гостиной, ни друзей рядышком, чтобы коротать вечера за оживленной беседой. Сьюзен неслышно поднялась, запахнула халат. Не помешало бы проведать мальчиков. Эдмунд наверняка не спит и придется его укладывать силком, с ссорой и руганью. Питер, единственный, кого младший брат слушался, сейчас не был помощью, на которую Сьюзен привыкла рассчитывать. Он ушел в себя, и никому не под силу было проломить стену, которой доверчивый Питер отгородился от прочего мира. Девочка не могла себя заставить его за это отругать.
Питер тосковал. Ему, как государю Нарнии, волшебная страна вошла в душу, в плоть и кровь и выходила оттуда с невыносимой болью. Брат, кажется, помнил все: каждый уголок, брошенный теперь на произвол судьбы… Свою семью, которую он оставил. Когда четверка вывалилась из шкафа, то не осознавала, что их история закончилась. Возврата больше нет, и задняя стенка не приоткроется, не пропустит в лес, где призывно горит фонарь. Сьюзен покорно позволила воспоминаниям уходить, лицам – стираться, прекрасному сну – забываться с каждым днем. Питер сопротивлялся, как мог. Его ломало, будто упорство могло взять верх над магией. Только после разговора с профессором Керком Верховный король чуть успокоился. Он не мог смириться - просто пытался принять ненавистный факт. Сьюзен не удивилась, когда нашла его кровать пустой. Государь, которым Питер никогда не перестанет быть, в последнюю перед отъездом ночь пошел прощаться. Кровать Эдмунда также была пуста.