Спасаясь от града осколков, она отскочила к краю тротуара. В магазине две хорошо одетые женщины с ужасом смотрели на нее, прижимая ладони ко рту.
— Простите, — прошептала Голем и побежала.
Теперь она испугалась по-настоящему и неслась по переулкам и оживленным улицам, стараясь только не врезаться во встречных прохожих. Одни кварталы сменяли другие, и все они были разными. Неопрятного вида покупатели и сердитые торговцы обменивались оскорблениями на дюжине разных языков. Мальчишки, еще недавно игравшие на тротуаре в мяч, и малолетние чистильщики обуви, зажавшие под мышкой свои орудия труда, спешили домой и мечтали о вкусном ужине.
Обилие новых впечатлений притупляло ее чувства и туманило мысли. Она шла на восток, куда указывали сгущающиеся тени, и скоро оказалась в районе, непохожем на соседние: здесь не было такого хаоса на улицах и люди казались более степенными. Продавцы опускали маркизы над окнами и запирали свои магазины. Бородатые мужчины парами ходили по тротуарам и о чем-то серьезно беседовали. Женщины, остановившись на углу, болтали с товарками; в руках у них были перевязанные бечевкой пакеты, а за подолы цеплялись дети. Все они говорили на том же языке, на котором она разговаривала с Ротфельдом и который знала с того момента, как впервые открыла глаза. После сегодняшней круговерти языков и слов услышать его снова было приятно.
Женщина замедлила шаг и огляделась. Она стояла у крыльца высокого дома. Весь день ей попадались на глаза мужчины и женщины, старые и молодые, сидящие на точно таких же ступенях. Она подобрала юбку и села. Нагретый за день камень был еще теплым. Она разглядывала лица входящих и выходящих людей. Они шли погруженные в себя, ничего не замечая вокруг, измученные и отрешенные. Начали возвращаться с работы мужчины с печатью усталости на лицах и с голодом в животах. Из их мыслей она знала все о блюдах, ожидающих их дома: толстые куски черного хлеба, намазанные смальцем, селедка и маринованные огурцы, кружки водянистого пива. Знала об их надеждах на прохладный ветерок и хороший ночной отдых.
Одиночество, будто физическая усталость, обволакивало женщину и вытягивало из нее силы. Она понимала, что не может сидеть на крыльце вечно и рано или поздно должна будет уйти, но пока ей казалось проще оставаться здесь. Она положила голову на кирпичную балюстраду. Пара маленьких коричневых птичек прыгала в пыли у самого крыльца, нисколько не опасаясь проходящих мимо ног. Одна из них вспорхнула на ступеньку и оказалась совсем рядом. Несколько раз острым клювиком она ударила теплый камень, а потом неожиданно подскочила и села Голему на колено.
Женщина удивилась, но осталась неподвижной; птичка прыгала по ее бедру, склевывая с юбки остатки речного ила. Маленькие коготки царапали кожу через тонкую ткань. Очень, очень медленно женщина протянула руку, и птичка села ей на ладонь. Другой рукой она осторожно погладила мягкие перышки у нее на спинке, почувствовала, как бьется крошечное сердечко. Женщина улыбнулась, а птичка наклонила голову набок и посмотрела на нее круглым немигающим взглядом, а потом несколько раз клюнула ее пальцы, будто они были просто кусками земли. Еще несколько секунд они рассматривали друг друга, а потом птичка улетела.
Удивленная женщина посмотрела ей вслед и обнаружила пожилого мужчину, наблюдающего за ней из-за угла овощной лавки. Он, как и она, был одет не по погоде — в черное шерстяное пальто. Из-под пальто выглядывал край белой ленты. Седая борода была аккуратно подстрижена, а лицо под полями шляпы изрезано глубокими морщинами. Он смотрел на нее совершенно спокойно, но в его мыслях явственно слышался страх: Неужели она и вправду то, что я думаю?
Голем поспешно встала и, не оглядываясь, пошла прочь. На пути ей встретилась толпа мужчин и женщин, только что вышедших со станции «Вторая авеню», и она постаралась смешаться с ними. Вместе они пошли вперед по улице, но постепенно толпа редела: люди сворачивали в переулки или заходили в двери домов. Наконец, завернув за угол, она осмелилась оглянуться. Мужчины в черном пальто не было видно.
Успокоившись, она вернулась на улицу и пошла дальше на восток. Здесь воздух опять пах морем, солью, угольным дымом и машинным маслом. Большинство лавок уже было закрыто, а торговцы с тележек упаковывали свой товар: подтяжки и дешевые брюки, кастрюли и сковородки. Что она будет делать ночью? Наверное, найдет какое-нибудь безопасное место и станет ждать утра.