Увы, даже она не дотягивала до уровня хотя бы трехзвездочной провинциальной гостиницы, несмотря на увешанные прекрасными персидскими коврами стены и внушительную деревянную кровать под балдахином. Но ни стола, ни полок, ни, разумеется, удобств, располагавшихся соответственно эпохе во дворе, не имелось. Деревянное ведерко для справления малой нужды стояло около кровати, но для меня это все равно казалось дикостью. Ладно в деревне, там на фоне общей убогости быта на такие вещи внимания уже не обращаешь, а вот в приличном, вроде бы, городском доме…
Угостившись, наконец, долгожданным завтраком, я решил не откладывать главное дело в долгий ящик и поманил пальцем Цадока, уже втянувшегося было в привычную деловую суету. Оторвав его от компании оравших, перебивая друг-друга, приказчиков (тоже мне, нашел, чем сейчас заняться!), потянул торговца в сторону.
— Ты, кажется, забыл, для чего мы сюда приехали? — ответил я на его недовольный взгляд.
Мы поднялись на второй этаж и проследовали в его "кабинет", производивший впечатление чего-то среднего между конторкой торговца и лабораторией алхимика. У окна с красивыми ставнями стоял большой крепкий дубовый стол. На его массивной, отполированной ежедневным интенсивным использованием столешнице в наводящем скуку порядке были разложены листы пергамента, разнообразные свитки, поблескивала начищенными боками пузатая медная чернильница. Стройными рядами, как солдаты на параде, стояли в специальной подставке гусиные перья, а с краю пристроился небольшой абак [6]. В общем — образцово-показательное рабочее место средневекового бюрократа.
В противоположном углу находился еще один стол, поменьше и похлипче. Вот на нем-то следов порядка как раз не наблюдалось. Исцарапанную поверхность стола покрывали разнообразные керамические, деревянные, медные и даже мутно-стеклянные баночки, ступки, горшки. Они же заполняли и полки открытого высокого шкафа, притулившегося рядом. Чего это там мой "партнер" такого химичит, интересно? Хобби у него, что ли, такое? Поди философский камень, в соответствии с веянием времени ищет? Свинец в золотишко попревращать охота? Ну-ну… Могу продать секрет технологии, если что. Правда, для его реализации счастливому алхимику придется сварганить простенький ядерный реактор, но это не мои проблемы, хе-хе…
Хотя рано смеяться. Не знаю, как у Цадока продвигаются дела на алхимическом фронте, зато на каббалистическом он уже делов натворил. Причем непосредственно касающихся лично меня. Так что еще неизвестно, кто тут последним смеяться будет…
Подумав об этом, я продолжил осмотр помещения. Но больше ничего особо интересного не обнаружилось. Небольшая деревянная кушетка, украшенная незатейливой резьбой, служила, видимо, для отдыха хозяина от трудов праведных (или не совсем праведных, что, скорее всего, точнее соответствовало действительности). Большой стенной шкаф, в котором рядом со свитками с текстами священных книг мирно соседствовали пергаменты, заполненные торговыми счетами и записями. Всю немногочисленную мебель можно даже назвать довольно изящной, по сравнению с остальными образцами, которые мне довелось увидеть в этом мире. По крайней мере, при виде обстановки сразу было заметно, что хозяин кабинета — далеко не бедный человек.
Мое внимание привлек массивный округлый сундук, запертый на висячий замок. Здесь, что ли, этот прообраз шекспировского ростовщика Шейлока хранит свои сокровища? Маловат сундучок-то. А ведь, кроме презренного злата, еще должна быть куча важнейших документов — договоров или расписок, которые хранить на открытых полках стенного шкафа было бы крайне непредусмотрительно. Кстати, и интересующий меня документ тоже должен быть где-то среди них. Где же он все это держит?
Я вопросительно взглянул на Цадока. Тот в какой-то нерешительности топтался посреди комнаты, как будто забыв, зачем сюда пришел. Понятно почему — не очень хочется показывать чужаку расположение своих тайников. Ну, куда ты денешься, дорогой, сам же меня сюда и притащил. Я еще сильнее загнул бровь, демонстрируя нетерпение. Это возымело действие — беспорядочное перемещение торговца по кабинету приобрело явно выраженный вектор, направленный к стенному шкафу. Я еще не успел удивиться, что такой ценный артефакт открыто лежит на полке, как тут же понял свое заблуждение. Цадок неуловимым движением нажал на сокрытый среди беспорядочно разбросанных свитков рычажок, и часть шкафа с легким скрипом отъехала в сторону, открыв потайную прямоугольную дверь в стене. И не простую, а железную, из склепанных друг с другом квадратных листов, со стороной размером сантиметров сорок каждый. Дверная коробка тоже была металлическая. Дверь запирали сразу аж три замка.
— Запоры работы лучших генуэзских мастеров! — не преминул похвастаться торговец, доставая связку ключей.
Да уж, заметно, что замки изготовлял далеко не деревенский кузнец! Причем в целях, видимо, лучшей защиты все замки были разными. Верхний открывался большим круглым ключом с торчащими во все стороны зубчиками, средний, напротив, плоским с вырезами. А чем отпирался нижний, увидеть не удалось, так как его заслонял своей немаленькой тушей хозяин кабинета. Причем, кажется, намеренно.
Дверь раскрылась на удивление беззвучно. Цадок зажег приготовленную свечу в красивом серебряном подсвечнике и, согнувшись — дверной проем был ниже даже его невеликого роста — проскользнул внутрь. Ругаясь при этом на тесноту и острые углы, явно намекая, что почтенному гостю совершенно незачем туда заходить. Но мне было интересно, и я тоже полез следом. Взгляду открылось совсем небольшое помещение, можно сказать — каморка, естественно — без окон. И ничего интересного на первый взгляд она не содержала: на полу стояли всего три невзрачных сундука — два больших и один поменьше. Его-то и открыл торговец, подозрительно косясь на меня. Некоторое время что-то там перекладывал и, наконец, извлек из недр сундука маленький тряпичный сверток. После чего мы проследовали обратно в кабинет, и Цадок сразу же, пыхтя, произвел процедуру закрытия тайника.
Завершив, наконец, свои манипуляции, Цадок аккуратно снял тряпку, и на свет явился свернутый в трубочку лист пергамента, который тот благоговейно протянул мне. Я, немного волнуясь, осторожно развернул уже несколько потертый и потрескавшийся от частого употребления кусочек тонко выделанной кожи. Лист оказался покрыт надписями с обеих сторон. На внешней (по отношению к свернутому состоянию) красовался небольшой текст в десяток строк, написанный привычным мне квадратным ивритским алфавитом. А вот последняя строчка сильно смахивает на арабскую вязь.
Я перевернул пергамент. Внутренняя сторона его была полностью занята убористым текстом. Причем двух типов: ближе к центру шли строчки на древнем "финикийском" иврите, а у полей, видимо, как комментарии к основному тексту располагались слова, написанные совсем другим шрифтом. Присмотревшись, я узнал некоторые буквы. Это был арамейский алфавит [7]. Хорошо, что мой сосед по комнате в университетской общаге был студентом исторического факультета. Несмотря на прошедшие с тех пор годы, кое-что от наших с ним многочисленных посиделок в голове да осталось.
Однако успешное опознание использованных при написании этого долбаного мультиязычного документа алфавитов ни на йоту не приближало меня к пониманию изложенного с их помощью. Я задумчиво повертел в руках пергамент. Можно ли что-либо заключить из предварительного знакомства с ним, даже без прочтения текста? Можно! Во-первых, очевидно, что тут не один текст, а как минимум, три, написанные, видимо, разными людьми в разное время. Во-вторых, содержание внутренней стороны листа является копией с гораздо более древнего источника — использование старого палео-еврейского алфавита, насколько мне известно, прекратилось еще в веке седьмом-восьмом до нашей эры. А вот комментарии на арамейском гораздо моложе — общеупотребительным он стал лет на пятьсот позже. А в-третьих, арабская надпись на внешней стороне свидетельствует о ее недавнем, по историческим меркам, конечно, происхождении.
6
абак — древние счеты, в которых вместо костяшек использовались камешки на разграфленном поле
7
арамейский — родственный ивриту язык семитской группы, выполнявший на древнем Востоке роль международного, а на рубеже эр — и языка бытового общения