Спичка Джихома вспыхнула, когда он попытался раскурить трубку; тем временем Чанек обнаружил, что его взгляд настолько захвачен красотой трупа, что он опустился в могилу.
Почему бы и нет? - тут же пришла грубая мысль.
Белокурые волосы девушки блестели, мёртвая грудь всё ещё была пышной под хлопчатобумажным платьем.
Чанек разорвал платье.
- Что ты делаешь? - выругался Джихом.
Чанек протестующе посмотрел на него.
- Она гойская шлюха, которая издевалась над всеми нами вместе со своим грязным кланом. Я не вижу причин, почему бы нам не побаловать себя. Она ещё почти не воняет.
Джихом покачал головой.
- Гаон ничего об этом не говорил.
- И не запрещал, - почти повысил голос Чанек в сгущающейся ночи.
Он то и дело поглядывал на обнажённые груди мёртвой женщины, на её пухлую плоть, похожую на тесто, только что испечённое в пекарне. Чанек разорвал платье ещё больше, чтобы открыть живот и…
Джихом сбросил с Чанека шляпу.
- Ты сделаешь, как я сказал, чтобы Гаон ничего не заметил. Мы не допустим вольностей, подобных тем, о которых ты думаешь, пока нам не скажут, что это правильно.
Чанек, еле сдерживая гнев, снова сел у края могилы.
- Но они делали то же самое с нами, много раз.
- Без доказательств, приятель. Как говорил Гаон. Мы следуем заповедям…
Чёрт побери! - подумал Чанек. - Мы поступаем с Коннерами так же, как они поступили с нами. Война началась с них…
Джихом с неодобрительным видом спустился в могилу.
- Мы делаем то, что нам велит Гаон, потому что Гаон знает лучше. А теперь, если не хочешь взбучки, проверь, нет ли у этой сучки ценностей, а в её грязном рту золота.
- Да, - повиновался Чанек.
Он наклонился и, по крайней мере, смог коснуться руками её тела, но в тонком одеянии не было ничего ценного, и она не носила никаких украшений. В этом не было ничего удивительного, потому что клан воров Коннера был нищим. Два пальца, покрытые могильной грязью, разжали её рот, но золота не сверкнуло. Его руки скользнули по груди мерзкой женщины…
- Вот, пожалуйста, Чанек. Подарок от нашего друга, - сказал Джихом и бросил что-то маленькое.
Чанек поймал его рефлекторно, затем побледнел: набор потрёпанных деревянных протезов, всё ещё влажных от слюны мёртвого разбойника.
- Ты настоящий ублюдок, Джихом! - он отшвырнул грязную вещь.
Джихом от души рассмеялся.
- Сейчас твой смех разбудит всех Коннеров в лагере!
- Успокойся, - сказал Джихом, но через мгновение они с Чанеком застыли.
Их глаза расширились в лунном свете.
К ним приближались шаги…
Полтен и Кортон дважды изнасиловали женщину в тёмном переулке за рядами домов. Когда она свернула за угол с главной улицы, её вырубил Полтен, куском баранины. Тьма хорошо скрывала их деяния. Оба были угольщиками клана Коннеров.
- Мы хорошо провели время с этой девкой, да? - заметил Кортон, застёгивая свои плотные парусиновые штаны.
Полтен прислонился к стене с довольной улыбкой на покрытом шрамами лице.
- Да. А знаешь, как нас называют евреи Ловенспорта, Кортон? Они называют нас гоями. Это значит “грязное животное” или что-то в этом роде, - oн толкнул женщину, лежавшую без сознания, ногой в сапоге.
- Так что будем надеяться, что наши грязные гойские члены заделали ребёнка этой сучке.
Полтену понравилась эта идея.
- Жаль, что у неё при себе не было денег.
- Эй, посмотри сюда. Не похоже, чтобы здесь кто-то был, - заметил Кортон и указал большим пальцем на тёмное окно. - Кто бы здесь ни жил, он, скорее всего, в этой странной часовне. Синагоге или как они это называют? Ночь только началась, не так ли?
Нет причин не входить через это окно, - рассудил Полтен. Ходили слухи, что евреи привезли с собой из Европы много серебра и золота.
- Не думаю, что это было бы воровством.
- Ты шутишь? Они грабят нашу землю, а потом каким-то образом добиваются права на неё. По-моему, это больше наше, чем их.
- Да…
И было не важно, что еврейское население Ловенспорта заплатило за землю. Полтен и Кортон не хотели слышать ничего подобного.
Кортон просунул лезвие ножа под окно, но не успел его открыть…
- Назад! - прошептал Полтен.
В окне внезапно вспыхнул свет фонаря - хозяин, без сомнения, только что вернулся домой.
- Кто…?
- Тс-с-с! Тихо!
Зажглись ещё несколько масляных фонарей. Полтен и Кортон посмотрели в окно.