Меня разбудил Джакомо около полудня, громко колотя в хлипкую дверь каюты, которую я делил с Цадоком (собственную отдал в распоряжение Анны). Оказывается, хозяева островка страстно желали познакомиться со случайными гостями и буквально рвутся на борт. Вахтенные с трудом их сдерживают. Как бы не дошло до кровопролития…
Быстренько привел себя в порядок и вышел на палубу. И действительно: у едва обозначенного полупрогнившим деревянным настилом причала собралась небольшая толпа оборванцев, по виду — типичных средиземноморских рыбаков из самых нищих. Среди них выделялись трое: высокий, одетый в потрепанную, с разноцветными заплатами, шелковую рубашку, золотую цепь на шее и кожаные штаны с болтающимися на поясе ножнами, содержащими какой-то длинный режущий предмет — явно представитель местной знати, и двое его охранников в давно нечищеных кольчугах и полукруглых ржавых шлемах, вооруженные копьями.
Не проснувшись еще окончательно, подошел, качаясь, вплотную к борту и оказался буквально в нескольких метрах от незваных посетителей. От них шел несмолкаемый гвалт и ощутимая вонь. Мыться тут явно принято не было. Причем совсем. Даже после года, проведенного в средневековье, мерзкий запах сильно бил в, казалось бы, уже натренированный нос. Выделялся, что называется, над средним уровнем! Впрочем, возможно, это вызвано объективными причинами — отсутствием на острове пресной воды и его жителей надо жалеть, а не осуждать. Однако от этой мысли дышать легче не стало.
Я даже отодвинулся на метр назад — помогло, но не сильно. Хорошо еще, эта кодла на борт не пролезла! Хотя она наверняка именно этого и хотела — перепрыгнуть с причала на палубу проще простого, но десяток взведенных арбалетов сильно охладили их пыл. Чего им надо-то? Кричали граждане на непонятном языке, принятом мной за греческий. Так и оказалось, что подтвердил мой капитан. Вернее, один из множества диалектов. Однако сам Джакомо с трудом владел десятком фраз на этом наречии и толком не понимал претензий непонятно почему настолько нервных аборигенов.
Представитель местной власти в поношенной шелковой рубахе, сообразив, что я тут начальник, грубо распихал своих земляков и придвинулся к самому краю причала, подозрительно затрещавшим под его весом и, взмахом руки заставив орущих сограждан замолчать, попытался толкнуть речь. Выглядело это даже внушительно на непритязательный взгляд, только все равно непонятно. Я завертел головой по сторонам, спрашивая у членов команды, не знает ли кто местного языка. Но все пожимали плечами. Если кто и знал, то не настолько хорошо, чтобы понять скороговорку этого странного типа.
— Он говорит о каких-то порванных сетях! И требует компенсации! — вдруг раздался сзади мелодичный женский голос.
Пафосно толкавший до этого момента речь оратор вдруг поперхнулся, замолк на полуслове и с глупой ухмылкой уставился куда-то мне за спину. Я обернулся. Анна, уже пришедшая в себя после шторма и даже успевшая сменить платье, выглядела, на фоне местного убожества, как конфетка в блестящей обертке. Вон, даже только что истово негодовавшие аборигены заулыбались, обнажив гнилые неухоженные зубы. Однако, моя спутница, оказывается, знает греческий. Вот удача! Ничего удивительного, она же выросла на постоялом дворе в одном из самых мультиязычных городов мира!
— Красавица ты моя, золотко! — от радости, что появился кто-то, способный адекватно перевести здешний лепет, я даже перешел на восторженный тон, обычно мне не свойственный. — Можешь растолковать мне, чего этому типу надо?
Анна пренебрежительно повела плечами:
— Греческая речь у него не очень чистая, но понять могу, наверное.
— Тогда спроси, для начала, кто он вообще такой!
Девушка подошла поближе и для устойчивости на мокрой еще палубе вцепилась мне в руку. Я заметил, как ее носик поморщился — тоже уловила характерное амбре, наверное. Но виду не показала и вступила в разговор.
— Его зовут Ксантос, он архонтас этого островка. Повелитель то есть, наверное, вроде князя, — сообщила она первые результаты завязавшегося диалога. — Он рад приветствовать нас в своих владениях!
— Что-то не особо заметно! — хмуро пробурчал я. — Ну и чего они так бурно нас приветствуют?
— Ксантос говорит, что мы ночью, войдя в бухту, порвали большую рыбацкую сеть, натянутую у ее горловины. Обрывки унесло в море, а подданные архонтоса настолько бедны, что не могут позволить себе купить новую. И требуют возместить убыток.
— И сколько?
— Четыре полновесные серебряные монеты!
— А пупок у них не развяжется тащить кило серебра? — не сдержался я от такой наглости. На эти деньги можно купить стадо из полудюжины упитанных коров! Он хочет сказать, что какая-то гнилая сеть столько стоит?
— Архонтос утверждает, что из-за удаленности острова от крупных портов купцы заламывают за товар непомерные цены. Кроме того, сеть была очень велика!
Я почесал в затылке. Грабеж среди бела дня, конечно, но, видимо, придется задержаться тут на пару дней для ремонта посудины и не хотелось бы обострять отношения с местными.
— Хрен с ним! Заплатим!
Думаю, Анна перевела это в более подобающей форме, так как вонючий князек заулыбался и пригласил нас отобедать в его конуре, которую он по недоразумению обозвал замком. Правда, сразу добавил, что из-за временных трудностей и стесненных условий приглашает только меня с моей спутницей. Хотел было отказаться от такого сомнительного удовольствия, но Анна неожиданно заинтересовалась предложением. Оказалось, долбанный князь успел пообещать ей показать огромных ручных орлов, якобы обитающих на самой верхушке башни. Эка невидаль! Но женщины такие любопытные…
Убедившись, что князек вполне оценил размеры и вооружение моего отряда, который, в случае чего, камня на камне не оставит от его дряхлой башни, я согласился. Хоть Олег и пытался отговорить меня от этого необдуманного шага. Но чего мне опасаться? Пистолет и меч со мной, а снаружи — сильный отряд. Надо быть идиотом, чтобы в таких условиях попытаться причинить мне вред. Главное — зачем? Ну и, в конце концов, я же обещал Анне…
В том, что я, все же, переоценил уязвимость местного князька, убедился, едва мы с Анной отошли от причала на несколько десятков шагов, в сопровождении самого Ксантоса и его горе-вояк. Эта компания терпеливо прождала на берегу почти час, потребовавшийся моей спутнице, чтобы выбрать наряд, в котором она была бы готова посетить званый обед. Можно сказать, что князьку повезло быть настолько откровенно нищим — при Анином подходе к делу, который я имел счастье частично наблюдать в этот, такой долгий час, сборы куда-нибудь в более приличное место могли бы занять и весь день до вечера. Хозяева успели бы помереть от голода…
Злую шутку сыграла неправильная форма "пригревшей" нас бухточки. С причала было видно, как собравшиеся рыбаки, удовлетворенные полученным возмещением убытков (половина от которого, как минимум, осталась в кармане князька, тут к бабке не ходи), подошли к почти отвесной скалистой стене, окаймлявшей каменистый пляж вокруг бухты и исчезли за поворотом. Логично было бы предположить, что там находился подъем в гору, к расположенной на вершине скалы башне и к рыбацкой деревеньке. Не тут-то было! Оказалось, что за поворотом — просто тупик, а путь наверх возможен исключительно в корзинке, болтающейся на кажущейся слишком уж тонкой веревке, которую накручивали лебедкой два типа на расположенной метрах в десяти выше террасе. Так просто не взберешься!
Тут-то мне уже серьезно захотелось повернуть назад, однако стыдно стало показать страх перед Анной, да и хозяева совсем не проявляли враждебности. Пока, по крайней мере. Поэтому мы без возражений залезли в корзинку и через несколько секунд не слишком приятного подъема, сопровождавшегося раздражающим скрипом деревянных блоков, оказались наверху. Следующим заходом поднялись остальные, и наша маленькая процессия направилась дальше. Ксантос даже похвалился защищенностью своего замка и близлежащей деревни, которую хорошо было видно с террасы. Последняя также располагалась на скале над другой бухтой, побольше той, что приютила нас. На узком пляже возле берега валялись лишь перевернутые рыбачьи лодки и нехитрые снасти. Кроме этого "добра" внезапно нагрянувшие с моря разбойники заполучить ничего бы не смогли, так как путь в поселок тоже лежал через подъемник или грубо сколоченные приставные лестницы, убираемые наверх на ночь. Короче, островок выглядел неприступным со всех сторон. Только, наподобие известного неуловимого Джо, кому эти нищеброды могли понадобиться?