Ему успели сообщить, что вагон горел, что его оперативно потушили, обошлось без жертв – и Фюззель злился. Он ставил на то, что в пламени погибнет Прасфора, это был бы идеальный вариант. На крайний случай – кто-то из пассажиров, тогда можно будет обвинить девушку либо в халатности, либо в самом поджоге. Но не вышло ничего, получилась пустая трата ресурсов и нервов, так что мысль эта улетучивалась, становясь бестелесным, прозрачным призраком.
Сейчас же он грезил о своей империи.
Так происходило каждую ночь. Фюззель садился и думал, представлял, как его «Рваные крылья дракона» разрастаются по Хмельхольму, постепенно поглощая все остальные кабаки и таверны – самое главное, конечно, «Ноги из глины». В гробу он видел это паршивое заведение, притом желательно в чужом. Хотя, все прекрасное в глазах Фюззеля становилось отвратительным и, как предполагали другие горожане, все отвратительное – прекрасным.
Страшно было подумать, каким он мнил себя – и каким видел в отражении.
В ядовитом зеленом свечении и полной тишине перед глазами уже красочным парадом мерцал победный марш его таверны, триумф «Рваных крыльев дракона» – такое кино крутилось в голове каждую ночь, но только никак не становилось реальностью. Фюззель не был дураком и не задавался вопросом, а почему же так происходит? Почему победа не летит к нему в руки, не происходит сама собой, по взмаху руки? Хозяин заведения знал, что для достижения цели нужно предпринимать действия. Как бы ему не хотелось, мысли упорно не желали оказываться материальными.
А вот действовать Фюззель не любил – он предпочитал, когда это делали остальные.
Поэтому персонал «Рваных крыльев дракона» превышал все возможные бюджеты, но и сами бюджеты – вот так парадокс! – не увеличивались ни на философ. Эта экономическая машина работала словно на грязи и палках, но все же работала – этого Фюззелю хватало. А уж как и что… пусть его хоть десятикратными ругательствами покрывают, какая разница – главное, что делают все они, а не он. Иногда, когда Фюззель представлял все те десятки филиалов своей таверны в будущей империи еды, ему становилось дурно. Ведь в таком случае (опять же, дураком Фюззель не был) грязи, палок и сладких обещаний хватать уже не будет, и придется… что-то делать. Скорее всего – раскошелиться. Для Фюззеля это было так же страшно и непостижимо, как для монахини – потерять девственность.
У Фюззеля, кстати, была фамилия, но ее тяжело найти даже в его собственных мыслях. Он старался о ней не вспоминать, просто забыть, положить на дальнюю полку сознания, запереть все двери на замок, а ключ выкинуть в холодные молочные воды бессознательного, где тот вернется в беспамятное небытие. Но настолько хорошо Фюззель в собственной голове не ориентировался, да и в документах фамилия проскакивала – а потому, иногда, ему все же приходилось выуживать ее, противную и ненавистную настолько, что лучше бы ее вообще не было.
Фюззель Испражненц – так ему приходилось записывать в документах.
Он вспомнил, поморщился, попытавшись забыть и услышал далекий раскат грома. Фюззель встал и подошел к окну вплотную. Ядовитый зеленый свет мешался. Хозяин «Рваных крыльев дракона» щелкнул пальцами – настольная лампа погасла. На улице было темно, только магические фонари, включенные на ночь и светившие приятным желто-оранжевым, очерчивали силуэты домов. Фюззель перевел взгляд на далекие горы, на другой Хмельхольм – даже отсюда хозяин таверны увидел, что там сверкают молнии.
Тогда Испражненц вновь вспомнил вечернюю встречу с Прасфорой на вокзале, вспомнил их разговор, вспомнил, пожар в вагоне… и понял, что в ближайшее время она точно не вернется.
Фюззель отскочил от окна так, словно у него в штанах завелся рой пчел. Самопровозглашенный таверновый император плюхнулся в кресло, радостно сверкая глазами и потирая руки. И тут одна мысль перебила другую, словно бы взяв клаксон побольше – Фюззель вспомнил о слухах, касаемых Кэйзера… да, конечно.
Фюззель считал, что любой слух – это просто недозрелый плод правды, а потому нужно собирать их, прислушиваться и выхаживать, ведь рано или поздно что-нибудь оттуда обязательно, да прорастет: из тыквенной семечки может появиться яблоня, но она хотя бы вырастет, это факт. Поэтому-то, понимал Испражненц, слухи так нужны газетам. А слухи о делах мэра Кэйзера – хозяин таверны верил и надеялся, что они станут правдой хотя бы в том или ином ключе – очень даже могли сыграть Фюззелю на руку. Очень даже… он даже укокошил несколько своих големов ради этого, чтобы пораньше списать их с пользования.