Гомункулы были противными, мерзкими, но в определенных ситуациях – безумно эффективными. Как и големы – живые, но совсем в непривычном понимании жизни.
Альвио вздохнул и, прорываясь через накрывающий с головой сон, прикрыл глаза – он вспоминал, как видеть магию.
Волшебники могли видеть тонкие нити-потоки магии, голубые и фиолетовые, пронизывающие реальность плотной паутиной. Но Альвио настолько перехотел быть волшебником, что все уже давно позабыл – и старался не вспоминать. Гомункула он купил давно, забавы ради, уже не обращал на него особого внимания, но сейчас, в состоянии на грани сна и реальности, драконолог насторожился.
Нитки магии долго не хотели возникать – Альвио даже натужился. А потом они вспыхнули ярким фейерверком искр, осветив черноту перед глазами фантасмагорией переливов. Нити нервно дергались, словно что-то взбудоражило их – а потому дергался и гомункул.
Альвио открыл глаза и вытер вспотевший лоб – раньше ему это давалось куда проще. Мастерство, конечно, не пропьешь, но забудешь – на раз два. Особенно если будешь специально делать все, чтобы забыть.
В углу мерцала магическая аномалии, этакое волшебное приведение из магии. Оно и ему подобные появлялись, как комары, клопы, мыши и тараканы – внезапно, случайно и не к месту, но никто хотя бы не орал и не кидался посудой, чтобы прихлопнуть их. Люди привыкали к ним, но все равно, аномалии действовали на нервы – а волшебники знали, что действуют они еще и на ткань реальности. Эти сущности появлялись, когда количество Нестабильности в определенном месте случайно превышало Стабильность, и из отношения 50/50 перекашивалось в другую сторону. Так пространство становилось магией, излишней и ненужной, она вырождалась в виде аномалии. Такие словно бы выхлопы реальности происходили периодически, были частью хода вещей, но иногда они происходили из-за всплесков магии, которые вызывали люди.
Люди, вообще, источники многих проблем – просто очень часто списывают все на естественные причины.
Аномалии не любили, и легко от них избавлялись. Волшебники запросто использовали эту лишнюю магию, чтобы зажечь магическое же пламя, а простые горожане звали либо волшебника, либо специальную службу с прибором определенного рода, который назвали Аномалососом. Он, в бронзовом корпусе, с рубинами и трубками, втягивал аномалии и рассеивал излишки магии в небольшом магическом пламени внутри своего корпуса – голь на выдумки хитра.
Драконолог подошел к аномалии и зажег магический огонек – тоже с трудом, но этот трюк он хотя бы не забыл. Когда аномалия пропала, а синее пламя в руке потухло, Альвио ощутил ноющую боль в руке. Да, вот что значит отсутствие практики.
Он вновь перевел сонный взгляд на баночку с гомункулом – видимо, вся причина крылась в назревающей, как прыщик на лбу, аномалии, вот магические потоки и раззадорились.
Альвио поправил кругленькие очки. Жидкость-кисель – гомункул – все еще дергалась, намекая на совсем иные причины для беспокойства.
А под окнами, незамеченные, топтались три фигуры.
Прасфоре показалось, что в тоннеле, запутанном и нескончаемом, посветлело, будто бы от далекой магической лампы падал усталый свет. Разочарование ударило по голове так же быстро, как и надежда – это был никакой не свет, просто глаза девушки привыкли к мраку, подсвечивали его и придавали новых оттенок.
Она шла уже… впрочем, сама не понимала, сколько. Время под землей словно загустело и схлопнулось. Но по всем законам логики, тоннель должен был давно кончиться – только этого не происходило. Один перетекал в другой, тот – в еще один, и эта бесконечная, кривая подземная кишка вела в никуда.
Спасал здравый смысл – если тоннели есть, значит кто-то их выкопал, и куда-то они ведут. Правда, пока никакого намека на «кого-то» не нашлось, и никакого «куда-то» тоже не наблюдалось.