Не дав ничего ответить, Испражненц выбежал на улицу.
– Он же будет наматывать круги да? – не оборачиваясь, спросил Альвио. Потом снял заляпанный шарф.
– Он стоял у того окна полчаса, – рассмеялся отец Прасфоры. – И думал, что я его не замечал.
– Мне кажется, ему было без разницы.
Альвио легонько приоткрыл дверь, выглянув в щелку. Надувшийся и сгорбленный Фюззель и вправду наворачивал круги вокруг «Ног из глины».
– Что он опять удумал? – драконолог закрыл дверь.
– Он всегда что-нибудь удумывает, – Кельш поставил на стол чашку обжигающего чая. – Он сам одно больше… удумство.
Альвио сел и сделал глоток – мозг словно бы напором пряной воды прочистили.
– Итак, рассказывай, что с тобой произошло? – отец Прасфоры уселся напротив.
– Да ерунда, какие-то идиоты. Средь бела дня, и с карамелью – было трое, стало двое.
– Понятно.
– Да конечно понятно, – Альвио отпил еще. – Даже гадать не нужно, откуда они взялись. Это же все Фюззель – ну некому больше.
Драконолог замолчал. Потом вспомнил:
– Там, на вокзале… он сказал странную и непонятную вещь про мэра и его планы. И был так при этом доволен.
– Я бы посоветовал не обращать внимания, – драконологу всегда казалось, что Кельшу можно сидеть только на холодных горных валунах, все другое было просто жалко по сравнению с этим почти что великаном. – Но только Фюззель очень внимателен к слухам, и проявляет интерес лишь к тем, которые рано или поздно станут правдой. В этом он разборчив.
– А в остальном?
– Ни на йоту.
Они рассмеялись, но Кельш резко оборвал веселье, переключившись на серьезный тон – словно бы сменил трель соловья на скрежет рока.
– Ты пришел из-за Прасфоры?
– Да, – кивнул Альвио. – Просто мне… не по себе. Не знаю, почему
– Была гроза, – невзначай заметил Кельш.
– Да, знаю.
– Поезда так рано не ходят.
– Тоже знаю.
– Тогда почему ты беспокоишься? – взгляд отца Прасфоры способен был вскрыть любой сейф. Драконолог хотел ответить, но Кельш остановил его. – Не отвечай. Мне тоже не по себе… и я тоже не знаю, почему.
– К тому же эти выходки Фюззеля. А еще с магией… какая-то ерунда, – добавил Альвио.
– Разве ты не забросил ее?
– Да, то есть… – драконолог закрутил чашку в руках, слегка обжигаясь. – Да, но нет. Я хочу, но… не могу. Так много сил потратил на это в свое время, так много пообещал.
– Кому?
– Самому себе, в том-то и проблема. Себя подводить страшнее всего – удар ножом даже не в спину, и не в сердце, а в саму суть «себя».
– Слишком философски для такого раннего утра, – улыбнулся отец Прасфоры.
Альвио хотел улыбнуться в ответ, но не стал. Тем более, улыбаться оказалось больно.
– Потоки магии, они… очень возбуждены. Их что-то беспокоит – значит, кто-то что-то делает с ними. Никакой конкретики, но мой гомункул дрожит как не в себе.
– Что-то произойдет?
– Не знаю, – признался драконолог. – Но мне еще больше не по себе. Фюззель, Прасфора, мэр, магия…
Они помолчали.
– Ладно, пойдем наверх, подлатаю тебя. Но с фингалом, он точно будет, ничего сделать не смогу.
Кельш встал.
– Ты ведь знаешь, Альвио, —драконолог почувствовал себя мышкой рядом с валуном, который вот-вот упадет на нее и раздавит, – она справится. Она обязательно справится со всем.
– Да, – драконолог заглянул в свою чашку, будто ища на дне ответы, или, на крайний случай, сокровища.
– Только кухни все еще боится, – снова рассмеялся хозяин «Ног из глины». – А в остальном Прасфора у меня – большая молодец. Обязательно справится со всем. Обязательно…
Он повторил эту фразу, как заклинатель – мантру.
Прасфора очень пыталась справиться.
Для начала – с самой собой, с ужасом, черной лавиной ринувшемся изнутри. Потом – с осознанием того, что увидела перед собой. Дальше – с тем, что разглядела вокруг.
Пустые глазницы грифоньего черепа с трещиной во весь клюв смотрели свозь душу, пронизывали похлеще даже самого острого жала – взывали к той пустоте, остатки которой бултыхались внутри каждого, как осадок от первобытных протоэмоций.
Попадамс сглотнула и догадалась – если не смотреть на череп в упор, должно стать полегче. Девушка отвернулась, но глаза уже более или менее привыкли к темноте, и все стало только хуже.
Потому что девушка увидела десятки таких же черепов впереди. Словно бы кто-то обчистил мастерскую скульптора, притащив кучу слепков одной работы. Но в том-то и дело, что черепки были явно разные, отличающиеся в деталях, а значит – точно настоящие.