— Да, идет. Я все запомнила.
Потом Качалин рассказал, как ей следует поворачивать камень, чтобы он освободил проход.
— Вращай его по часовой стрелке, от сравнительно небольших усилий камень повернется, и ты сможешь выйти на поверхность. Затем повернешь камень в обратном порядке и закроешь тоннель. Камень скрыт на дне небольшого оврага, и его никто не видит.
— Все поняла. Ну, я готова!
Саша без труда миновала тоннель, проложенный под речкой, и выбралась на поверхность. В конце оврага она вышла на тропинку, увидела на холме небольшую деревню с беленькой церковью посредине и, повернувшись к ней спиной, направилась к домику. Там и теперь стояли две машины, несколько дюжих парней таскали ящики и грузили в закрытые кузова. Саша подошла к ним:
— Здорово, хлопцы!
Из домика вышел дядя кавказского вида, оглядел Сашу, спросил:
— Тебе чего, парень?
— А ничего. Я приехал к своей подружке — Саше Сапфир. Она сказала, что вон тот большой дом это ее дом, и она здесь живет.
— Да-а… А тебя как зовут?
— Александром.
— Ага… Да–да. Это хорошо. А ты давно ее видел?
— Позавчера. Она сказала, что несколько недель будет тут отдыхать. И вот… Я приехал. Только не знаю, как перебраться на тот берег.
К ним подошли два других кавказца, моложе, и как–то глупо таращили глаза. Одежда на них была грязная, мятая и волосы жесткие, как из проволоки. Видно, что баню они тут не знали, да и лицо, наверное, мыли редко. Чистенький, румяный мальчик с блестящими серебряно–серыми глазами был для них в диковинку, и они не могли от него оторвать взгляда. Один выдвинулся вперед, словно хотел до него дотронуться, спросил:
— Ты богатенький, да? Отец много денег имеет? А?..
— Я русская, — сказала она с гордостью, — а русские сейчас все бедные. Но у меня есть немного долларов, и, если нужно, я могу вам дать.
Она сказала «русская» и смутилась своей оплошности, слышала, как стучит кровь в висках, и уж хотела поднять левую руку, но грузины эту ее оплошность не заметили.
— Сколько у тебя долларов? — спросил старший.
Саша пожала плечами.
— Ну, ладно. Можешь не говорить. Мы тут не бедные и доллары твои нам не нужны.
Протянул ей руку:
— Меня зовут Давид. Можешь считать, что я твой друг и мой дом — это твой дом. И здесь, и там, в Грузии, в Тбилиси дом, и в горах тоже есть дом, большой, красивый. Да? И много машин. И ты, если захочешь, будешь иметь тоже машину. Да? Захочешь или нет?..
Саша, растерявшись, кивнула головой. Она не могла понять, зачем этот старый небритый грузин в мятых широких штанах говорит ей о своем богатстве, приглашает ее домой. Ну, будь она девушкой, тогда, может, поняла бы его интерес, но она сказалась парнем, и он будто бы в это поверил, зачем же ему так вдруг, сразу, распахивать свою душу и лезть в друзья?..
Давид что–то сказал на своем языке ребятам — те метнулись в дом, а он взял Сашу за руку, подвел к машине. Саша отстранилась. Давиду это не понравилось. Недобро блеснув глазами, проговорил:
— Я что, кусаюсь? Да?.. Почему боишься? Скажи!..
Саша не ответила, а подошла к рабочему, тащившему ящик, взяла бутылку.
— Можно попить?
— Можно, дорогой. Пей, пей, пожалуйста. У нас много такой воды. Очень много.
Пробка и этикетка имели вполне фабричный вид; молодой грузин вынес из дома стаканчик, а старый, взяв у нее из рук бутылку, ловко откупорил ее и налил в стакан холодную шипучую воду.
Наверное, все грузины, а их было человек восемь, выползли из дома и тесным кружком стояли у раскрытой двери. Они разглядывали русского парня молча, и так, будто он упал с неба. По их вытянутым лицам и широко раскрытым глазам нетрудно было догадаться, что все они были в сильном затруднении и не знали, как себя вести.
Саша же, оглядев ящики, весело и беспечно спросила:
— А у вас есть и водка, и вино?
— Нет, — сказал дядя, — по всему видно, он был старшим, — у нас вода. Наша, особая, «Боржоми». Ты что, не видишь? Мы его тут добываем, разливаем и в городе продаем. Заходи в дом. Гостем будешь.
Провели Сашу в дом, усадили на лавке за большим овальным столом. В открытую дверь Саша видела, как грузчики откуда–то снизу таскают ящики с бутылками и подают в кузов. И еще она слышала глухое урчание машин, доносившееся из–под земли. Догадалась: там у них цех разлива. Но откуда же воду берут? И что это за вода? Неужели из колодца?..
Позже она увидела в просторном нижнем помещении, в подвале, как из широкой стальной трубы, торчащей из–под земли, беспрерывно хлестала чистейшая родниковая вода, — она поступала в желоб, доставляющий воду в чаны, а из чанов — в систему автоматического разлива, маркировки и упаковки бутылок. Это был небольшой цех с прекрасным отечественным оборудованием. В сутки здесь перемывалось, сушилось и наполнялось сто тысяч бутылок, а два большегрузных автомобиля отправляли воду по окрестным городам, и больше всего в Петербург. У Давида были документы от авторитетных биохимических лабораторий. Бутылка продавалась за восемь рублей; цех работал уже четыре года, — Давид страшно разбогател, и сейчас он мучительно думал о том, как бы стряхнуть с шеи стаю «ястребов».