— Так бы сразу и говорил. Хорошо, мы поищем.
Изучив схему расположения всех складов, Филипп и Кирилл ушли, забрав львиную долю оставшихся боеприпасов. После их ухода Святослав заметил, что Мария, присев на корточки, разглядывает что-то на полу.
— Что ты там нашла?
Мария приподняла за концы перепончатых крыльев мертвую тварь. Фаддей здоровой рукой потянулся к автомату.
— Откуда здесь взялась эта гадость?!
— Искариот притащил, — пояснила Мария. — Прихватил ту, которая залетела в лифт.
— Делать ему нечего, — недовольно пробурчал Фаддей.
Святослав взял из рук Марии крылатого хищника и положил на стол. Фаддей и Фома, заинтересовавшись, подошли поближе. Тварь, которую они рассматривали, лишь на первый взгляд походила на летучую мышь. Наверное, ее предки и правда были летучими мышами, но сама она существенно отличалась от них вследствие длительных мутаций. Ее тело было сплошь покрыто прочными наростами, а хвост — чем-то вроде твердой чешуи. Фаддей тронул кончик хвоста стволом автомата:
— А я-то думал: чем они хлещут, будто хлыстом? Хвостом, значит.
Когтистые лапы имели необычное строение. До сих пор никто из отряда не видел, висят ли они на ветвях, как летучие мыши, или сидят подобно птицам. Куда важнее было то, что такие когти способны наносить глубокие рваные раны. Наиболее устрашающее впечатление, однако, производили зубы: два треугольных резца на верхней челюсти выдавались вперед и явно были предназначены для того, чтобы вырывать куски мяса. Глядя на них, Святослав подумал: «Вот откуда те отметины на скелетах…»
На лице Марии появилась гримаса отвращения.
— Упыри.
— Что?
— Упыри, — повторила она. — Это они. Те, про которых говорил сумасшедший.
Фома потрогал пальцем кожистое крыло:
— У любого крыша поедет, если жить по соседству с такой мерзостью.
Фаддей с надеждой сказал:
— Помните, он говорил, что они прилетают по ночам? Может, на рассвете они уберутся отсюда?
— Хорошо бы, — протянул Фома, а Святослав заметил:
— Но боеприпасы нам все равно нужны.
Привлеченный их разговором, подошел Симон и брезгливо оглядел безжизненно распростертую тварь.
— Она похожа на крысу. Летающая крыса.
В его словах была доля истины: отвратительная морда напоминала крысиную. Симон хрипло расхохотался, и его смех был полон горечи.
— Нет, вы только представьте — кругом одни крысы! И на земле, и в воздухе. Я слышал, что крысы и тараканы самые живучие. Будущее принадлежит им.
— Перестань, Симон, — сказала Мария.
— Тебе не нравится? Но ведь такова правда! Мне она тоже не нравится, только это ничего не меняет. Следующим господствующим видом в наших краях будут крысы.
Еще раз окинув взглядом предмет разговора, Симон вернулся на прежнее место, а Святослав задумчиво заметил:
— Сотрудники местного производства зарывали отходы около края соседней плеши. Если у них что-то просочилось, то химия наложилась на радиацию. Возможно, это сочетание и есть причина появления наших упырей.
Фома фыркнул:
— Наших, скажешь тоже! Лично я отказываюсь от своей доли с большим удовольствием.
Фаддей угрюмо добавил:
— Если иностранцы развели здесь всякую гадость, то и забирали бы ее с собой.
Вдруг лежавшее на столе тело конвульсивно дернулось, тварь приподнялась и метнулась к руке Фомы. Два острых треугольных зуба вонзились в пластик стола в нескольких миллиметрах от его пальцев. Фома поспешно отдернул руку, а Фаддей с размаху опустил на спину внезапно ожившей твари приклад автомата и сбросил ее на пол. Святослав поддел ногой неподвижную тушку.
— Или луч парализатора лишь задел ее только слегка, или они невероятно живучи.
— Очень обнадеживающе, — безрадостно сказал Фаддей.
Фома разглядывал две глубокие отметины, оставшиеся на гладкой поверхности стола.
— Еще чуть-чуть — и я остался бы без пальцев, — пробормотал он. — Так недолго снова заикой стать…
Мария спросила:
— Почему снова?
— В детстве я однажды сильно испугался и после этого начал заикаться, — нехотя ответил Фома. — Доктор, которого я упоминал, долго возился со мной, прежде чем я научился нормально говорить.
На его лицо упала тень какой-то давней трагедии. Он явно не хотел говорить об этом.
«Что ж, — подумал Святослав, — у каждого из нас в прошлом есть немало такого, о чем лучше не вспоминать. По крайней мере, теперь ясно, откуда взялась его странная манера немного растягивать слова: так он учился не заикаться, и эта привычка осталась».
В наушнике, который Святослав так и не снимал, раздался голос Филиппа: