Мне всегда казалось, что «Корсариус» — большой корабль, и записи подтверждают моё мнение. Корабль был велик для фрегата. Однако на фоне угловатой громады «Тенандрома» был почти неприметен.
— Любопытно, неужели Сим и его корабль каким-то образом попали в руки «немых»?
Мы проплыли над носовой частью, мимо яростных глаз и изогнутого клюва фурии, мимо орудий на носу корабля. Макирас подняла нас выше. Корпус резко ушёл в сторону, в иллюминаторах проплыла голубая, залитая солнцем поверхность планеты. Потом и она ушла в сторону, уступив место широкому пространству усыпанного звёздами чёрного неба. Мы развернулись и начали новый заход.
— Он слеп и мёртв, — говорила Макирас совершенно безэмоционально. — Никаких попыток просканировать нас и сделать запрос.
Любопытные керуллийские[6] символы, выгравированные на корпусе, скользнули мимо. Это был кодированный индекс корабля.
— Всё верно, — послышался голос Кармоди. — Это «Корсариус».
Люк открылся от прикосновения Макирас, и жёлтый свет промелькнул по его краям. Мы вплыли в шлюз. На стильной сигнальной панели, встроенной в переборку, горели красные лампочки.
— Выглядит исправно, — сказал я.
— Энергия на корабле есть, — отозвалась Макирас. — Немного. Достаточно для запуска систем технического обеспечения. — Но недостаточно для создания искусственной гравитации. Как только мы оказались внутри, люк закрылся, огни мигнули оранжевым, и в отсек начал со свистом поступать воздух. Кармоди проверил связь и пожелал нам удачи. Стержни внутреннего запора выскользнули из своих гнёзд, сигнальные огни загорелись красным, и дверь распахнулась.
Перед нами открылась тускло освещённая каюта. Переборки были заставлены шкафчиками, ящиками и скафандрами. Две скамьи и инженерная консоль крепились к палубе. Содержание кислорода было в норме, чуть маловато, но для дыхания годится. Температура не превышала трёх градусов. Холодновато. Макирас освободила крепления шлема, приподняла его и сделала вдох.
— Они уменьшили обогрев, — сказал я, снимая шлем.
— Да. Именно так они и поступили. Покинули корабль, рассчитывая вернуться. — Капитан неуклюже проплыла вдоль палубы, пересчитывая скафандры. Их было восемь. — Все на месте!
— Надо осмотреть мостик, — предложил я.
— Подожди минутку, Хью. — Макирас исчезла в коридоре. Я подождал её несколько минут, разглядывая тёмные проходы. Шкафчики были заполнены излучателями, счётчиками, кабелями, генераторами. В одном обнаружилась книга стихов, написанная на керуллианском. В другом я нашёл голограмму молодой женщины с ребёнком.
Всё закреплено лентами, зажимами или лежало в специальных ячейках. Вычищенное оборудование сверкало полировкой. Как будто его сложили здесь только вчера.
Я как раз разглядывал голограмму, когда вернулась Макирас.
— Ну вот, — сказала она, — лопнула ещё одна теория.
— Какая именно?
— Я думала, может, они высадились на поверхность планеты и застряли там.
— Черт возьми, Сейдж, они же не могли все покинуть корабль.
— Наверное. Впрочем, это спорный вопрос. Посадочный аппарат в своём доке.
— Значит, был задействован второй корабль. И их сняли.
— Или, — сказала капитан, — они все тут. Где-нибудь.
Некоторые лампы освещения вышли из строя. Лифты не работали, в воздухе чувствовался запах озона, как будто какой-то из компрессоров перегрелся. В одном из отсеков плавали водяные пузыри, другой выгорел, очевидно, в результате короткого замыкания. Откуда-то из глубины корабля доносился медленный равномерный стук, медленный и тяжёлый, усиливающийся по мере того, как мы пробирались внутрь.
— Открывается и закрывается люк, — объяснила Макирас. — Неисправна одна из цепей.
Мы медленно продвигались вперёд. Перемещаться в невесомости неудобно, и каждый люк приходилось взламывать. Капитан пыталась восстановить нормальную подачу энергии с вспомогательного пульта. Зажигались зелёные лампы, показывая, что команды выполнены, но ничего не происходило. Так мы и плыли по кораблю, не располагая какой-либо возможностью пробраться через люки без особых усилий. Один из люков сопротивлялся так упорно, что мы начали думать, уж не выходит ли он в пустоту, хотя датчики показывали норму. В конце концов, мы спустились на один уровень и обошли его.
Мы почти не разговаривали. Полагаю, говорить было не о чем. А если и говорили, то только шёпотом, как если бы кто-то мог нас подслушать. Кармоди на «Тенандроме», должно быть, тоже это почувствовал. В тех редких случаях, когда мы слышали его голос, он звучал тихо и приглушённо.
6