Выбрать главу

Финальный акт эпопеи Мюнстерского мира — ратификация 72 статей договора — произошел в Гааге и Мюнстере весной 1648 г. 4 апреля пять провинций проголосовали за ратификацию, вопреки совету штатгальтера, но поскольку две провинции по-прежнему выступали против нее, этого казалось недостаточным для создания атмосферы полного единства нидерландских делегатов, учитывая всю историческую значимость момента. Голландским регентам пришлось оказать нажим на Штаты Утрехта и их членов, не в последнюю очередь на город Амерсфорт. Наконец, Утрехт уступил и мир был подписан шестью провинциями, несмотря на продолжавшееся сопротивление Зеландии. Вильгельм II, не в состоянии повлиять на ход переговоров, сознательно уехал из Гааги в критический момент схватки, чтобы его политическое бессилие не столь бросалось в глаза{7}. Зеландия в конечном итоге присоединилась к общему мнению, публично объявив о подписании мирного договора с Испанией спустя несколько недель после других провинций.

Последующие торжества по случаю заключения мира можно и нужно считать отчасти символизировавшими триумф Голландии над Оранской династией и недавно возвращенную провинцией гегемонию в Республике. Памятная медаль, выпущенная в Амстердаме, объявляла о превосходстве мира над военной славой, и содержала двусмысленную надпись «Рах ипа triumphis innumeris potior» («Мир лучше множества триумфов» (лат.)), повсеместно воспринятую как оскорбление памяти умершего Фредерика-Хендрика. Регенты отныне восхваляли Олденбарневелта и говорили о том, что политика после 1618 г. совершила полный круг — и принципы Штатов Голландии снова восторжествовали. Анонимное описание жизни Олденбарневелта, изданное в 1648 г., было посвящено Роттердамскому магистрату, потому что, как объяснял автор, власти Роттердама решительнее всех защищали «свободу совести»{8}.

Лишь постепенно стало ясно, что правящие круги Голландии, после всех произошедших событий, не полностью владели ситуацией. Отчасти это было вызвано сильным влиянием штатгальтерства. Но причины нидерландского политического кризиса 1648-49 гг. лежали также в трениях внутри самой Голландии и между ней и другими провинциями, которые, в конечном счете, позволили Вильгельму II разделить Голландию и сплотить остальные провинции против нее. В некоторой степени эти осложнения носили экономический характер. Если коммерция и промышленность в Голландии оказались в выигрыше от экономических последствий мира (см. стр. 34-36 ниже), то этого нельзя было сказать о других провинциях. Зеландия, как и в 1609 г., потерпела немедленный и резкий экономический упадок, потому что, как объясняли Штаты Зеландии, «вся торговля и коммерция на Шельде, Сасе и Звине [водная магистраль, соединявшая Зеландию с Брюгге, Гентом и Антверпеном] с каждым днем все больше и больше оскудевает, будучи отрезана от фламандских морских портов»{9}. Ибо снятие морской блокады фламандского побережья снова позволило поставлять на юг соль, вина, рыбу, зерно и продукты балтийского импорта из Голландии, и, на голландских кораблях, напрямую из Балтики, в обход Зеландии и устья Шельды. Тем временем резкое сокращение численности гарнизонов и военных расходов привело к тому, что рецессия распространилась по всей большой дуге внутренней оборонной цепи от Делфзейла до Слёйса. Отказ Голландии от оказания помощи Вест-Индской компании, которая в это самое время потерпела катастрофическое поражение в Бразилии, стал еще одним поводом для недовольства, особенно в Зеландии и Гронингене{10} — провинциях, чьи инвестиции в компанию были намного выше, чем у Голландии.

Возмущение, вызванное этими неблагоприятными переменами, приобрело еще более массовый характер из-за череды неурожаев, вызванных стоявшей в Соединенных Провинциях на протяжении нескольких летних сезонов сырой, ветреной погодой, и последующего стремительного роста цен на хлеб — явления, давшего о себе знать по всей Европе. Для бедных ремесленников, кормивших свои семьи, главным образом, хлебом, в 1648-50 гг. уровень жизни резко упал до одного из самых низких за весь XVII в. Этот кризис был не менее значительным, хотя и более коротким, чем тот, который рабочие пережили во время экономического спада 1621-31 гг.{11} В нескольких памфлетах того времени утверждалось, что высокие цены на продовольствие и непогода были признаками того, что Бог недоволен кощунственным миром, заключенным в Мюнстере. Антони Врун, первый испанский посол в Соединенных Провинциях, в феврале 1650 г. докладывал, что растущая нестабильность и потенциальная угроза народных волнений в Нидерландском государстве были вызваны, главным образом, не штатгальтером или военными элементами, но «gente mecanica», простыми ремесленниками, которых подзуживали проповедники{12}. Вновь повторив это наблюдение в донесении в Мадрид месяцем позже, он замечает, что, по мнению рядовых голландцев, они живут сейчас хуже, чем во время войны из-за того, что цены на хлеб стали существенно выше{13}. Аналогичным образом историк Айтзема считал ключевым элементом нидерландского конституционного кризиса 1650 г. простой народ. Он подчеркивал, что за пределами Голландии простые люди в целом были настроены антиголландски, а внутри самой Голландии мнения разделились{14}.