— Разозлилась, — подбодрил Брандо, пытаясь скрыть улыбку.
— Злюсь!? Я в ярости. О каждой мелочи моей жизни ты докладываешь Рейну, который оплачивает твои счета, — я усмехнулась, смахивая вазу с фруктами со стола.
Деревянная ваза и фрукты с грохотом упали на землю.
— Нет ничего, блядь, святого. Мне ничего не принадлежит. Потому что мной владеют! — я закричала, схватившись за татуировку на затылке. — Меня заклеймили и использовали, в моих сексуальных услугах больше не нуждаются. Ему... Нет. Все равно.
Чиро и двое других охранников вбежали на кухню, вероятно, услышав шум. Я стащила несколько канистр сбоку. Боже, какое приятное ощущение. Что это было со мной, когда я в гневе крушила все подряд? Кого это волновало? Только не меня.
Бросившись к нераспечатанным коробкам, которые я велела им положить сюда, я разорвала картон. Опрокинув DVD-диски на пол, я бросила несколько штук в Чиро и Брандо для пущей убедительности; им пришлось пригнуться, чтобы увернуться от них.
Брандо поднял руку, когда Чиро направился ко мне.
— Оставь ее. Ей это нужно.
Нуждается в этом. Как будто я какой-то непослушный ребенок, закативший гребаную истерику по пустякам. Тем не менее, я все равно разбросала по кухне вещи, которые купила ради этого. Чертова пустая трата места, денег, всего такого пустая трата места.
Некоторое время спустя я упала на задницу с небольшой компанией. Мое тело похолодело. Закрыв лицо руками, я обмякла, обессиленная, со слезами, которые не переставали литься.
Я инстинктивно отпрянула, когда чья-то рука коснулась моего плеча. Брандо опустился передо мной на колени, соблюдая дистанцию, прежде чем заключил меня в объятия. Я попыталась высвободиться, но сдалась, нуждаясь в контакте. Успокаивая меня, как маленького ребенка, он нежно гладил вверх и вниз по моей спине. Пытаясь помочь мне, успокоить меня. Я чувствовала себя маленьким, обиженным ребенком с такими детскими чувствами.
— Мне нужна помощь, — призналась я.
Мой голос был тихим, слабым.
— Мы знаем, — добродушно ответил Чиро.
Отодвинувшись от Брандо, я проигнорировала беспорядок в комнате, пока Чиро передавал мне кофе. Что-то должно было измениться. Я слишком долго вела войну с самой собой.
Это никогда не изменилось бы, но, возможно, когда-нибудь это можно будет немного облегчить. Но что, если я полностью потеряю контроль над реальностью? Тяжесть опустилась на мои плечи. Еще больше добавленного багажа. Всегда только больше.
Нормальность — то, к чему я стремилась, но никогда не была бы благословлена.
Брандо выложил на стол три папки. Каждая из них была яркой, счастливой. Я запомнила имена, зная, что это такое. Напряжение сковало мое тело. Я поставила чашку с кофе, но обхватила ее руками, чтобы чем-нибудь заняться.
— Что это? — я облизала губы.
— Не прикидывайся дурочкой. Это не ты. Ты точно знаешь, что это такое. Это твой выбор, — ответил Брандо, делая глоток своего горячего напитка.
Три разных психиатрических учреждения с высокими рекомендациями в нескольких часах езды от того места, где я жила. Я заранее навела справки о них. Посещение стоило целое состояние. Ходили слухи, что многие известные имена присутствовали на различных мероприятиях, проходивших передо мной.
— Я не буду там, — сказала я твердым и непреклонным тоном.
Ни за что. Возможно, это было государственное учреждение, в которое я попала подростком, но оно оставило слишком много шрамов, пробудило слишком много воспоминаний. Оставаться на одном месте было невозможно.
— Добровольно или ничего. Я хочу уйти в любое время, когда захочу.
Я не хотела, чтобы меня сдерживали и отказывали на каждом шагу. Но я была в ясном расположении духа, чтобы принять это решение, не откладывая его в долгий ящик. Это не было похоже на то, что я бы встала и ушла, если бы дела пошли плохо. Они бы так и сделали. Но наличие такой возможности было для меня страховочной сеткой.
— Я бы не предложил по-другому, — ответил Чиро без намека на ложь в его голосе.
Я внимательно пролистала брошюры, допивая кофе и выбирая "one-May Heights".
— Смогу ли я говорить обо всем безопасно? — спросила я, потому что, если это должно было сработать, то именно это и должно было произойти; не сдерживаясь, чтобы защитить имя Марчетти. Или самого человека.
Телефон Брандо зазвонил, и он слегка ухмыльнулся.
— Завтра ты зайдешь к доктору Эвансу. Ты сможешь говорить свободно, не беспокоясь.
Мое сердце сжалось, когда я поняла, кому он писал. Тот, с кем я вообще не разговаривала с тех пор, как вышла из больницы.
— Мне так много нужно уладить перед отъездом, — призналась я.
— Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться, — предложил Чиро.
Я отключилась от их болтовни и стала наблюдать за закатом. Завтра я уехала бы бог знает надолго, но не вернулась бы другим человеком. Чудеса не случались с такими людьми, как я; речь шла о том, чтобы научиться лучшим механизмам совладания.
Для самой себя, заверила я себя. Я должна сделать это для себя.
Глава 48
Пэрис
Управление разумом не было линейным.
Я хотела взяться за эту работу, но восставала против нее, потому что это было ужасно тяжело. Это было то, к чему я не была готова. Дайте мне рецепт, и я смогу контролировать себя, но это было нечто гораздо большее. Никогда раньше я не проходила специфическую терапию, предпочитая справляться с тем, что я знала.
Я много раз боролась с этим. Как будто саморазрушительное и негативное поведение уходило от меня, когда это было все, что я когда-либо знала. Я нашла в этом утешение, зная, чего ожидать. Как действовать и, особенно, как реагировать.
Разговоры и еще раз разговоры. Я так много разговаривала со своим новым психиатром, что мой голос стал хриплым. Ощущение веревочной петли на моей шее, охватившее меня несколько месяцев назад, постоянно всплывало в моем сознании.
Много раз я не хотела делать выбор в пользу исцеления. Я вставала посреди сеанса, прерывала разговор и уходила. Это было слишком.
Я ухватилась за прошлые раны, когда сделала два шага вперед, желая почувствовать их горькую боль, вспомнить, что боль была мной, она создала меня. Я была воспитана только на стремлении к самой себе, в бедности, без любви, только бескорыстие, иногда ненависть. Мне нужно было постоянно напоминать себе о ранах, изучать их снова и снова, чтобы никогда не забывать, откуда я родом. Никогда не забывать, откуда взялись мои амбиции и напор.
Психиатр сказал мне:
— Мы взрослеем благодаря тому, что пережили, а не с годами.
Одна из самых правдивых вещей, которые я когда-либо слышала. Запертая в молодом теле, но внутренняя усталость делала меня в четыре раза старше.
Чего никто не понимал, так это того, что когда у тебя пожизненная болезнь, особенно психическая, то в один прекрасный день ты мог быть в порядке и жить дальше. В следующее мгновение мир вокруг тебя рухнул.
Это было грязно, жестоко и неумолимо. И иногда было легче оседлать приливную волну, чем противостоять ей. Для этого требовались мужество, усилия и энергия, которые лишали вас возможности постоянно бороться с этим.