Имея в запасе несколько часов, прежде чем нужно было собираться, я прошаркала к темно-синему дивану из мятого бархата и вытянула ноги рядом с собой. Щелкая кнопками на пульте дистанционного управления, я запустила сериал "Сверхъестественное", о котором давно не пересматривала.
— Шторы закройтесь, — крикнула я, и затемняющие шторы медленно поползли вниз по стеклянным дверям и окнам, блокируя солнечные блики, чтобы я могла наслаждаться сериалом в стиле кино.
Я любила современные технологии.
Мне нравился робот-ассистент, который жил со мной. Было довольно удручающе, что я наслаждалась обществом устройства, которое не было реальным человеком. Но, по крайней мере, она была последовательной, иногда даже отпускала пару шуток. Я назвала ее Лучшей подругой… потому что, ну, сказано достаточно.
Несколько часов спустя мой виртуальный ассистент сообщил мне о времени, и я застонала, выключая телевизор и вновь открывая жалюзи. Я побрела в свою ванную, мое отражение смотрело на меня со всех сторон.
Достав из зеркального шкафчика средства по уходу за кожей, я отложила их в сторону для последующего использования, оставив отпечатки пальцев на каждой пространстве несколького дюймового зеркального туалетного столика, занимавшего одну из стен ванной. Пачкала его.
Моя уборщица часто смеялась над моим странным поступком, много раз бросала в меня тряпку, чтобы я сама его отполировала. К каждому человеку так или иначе прилипало пятно, независимо от того, насколько легко его, казалось, смыть.
Глава 2
Пэрис
Голливудский круг был по меньшей мере на восемьдесят процентов фальшивым. Люди заискивали перед тобой, говорили, какая ты красивая, а потом разворачивались, чтобы ударить тебя ножом в спину.
Меня провели через площадь Революции, пока моя охрана расчищала путь в VIP-зону для нашей вечеринки по случаю окончания сезона.
Люди могли стать дикими, выйти из-под контроля. Особенно учитывая, что большинство людей брали перерыв в работе перед переходом на следующую работу или возобновлением сезона. Так что на данный момент я была открытой книгой и с нетерпением ждала передышки, прежде чем безумие началось бы снова.
Стук моих каблуков от Louboutin по кафельному полу был не слышен, так как музыка гремела из множества динамиков в клубе. Головы повернулись в мою сторону, узнавая, кто я такая, когда засверкали вспышки камер. Я вежливо улыбнулась, пробираясь вверх по лестнице мимо охранников клуба, которые кивнули, пропуская меня и мою личную охрану.
Я сунула сумочку подмышку и провела руками по своему шелковому красному платью, облегавшему верхнюю часть бедер, улыбаясь тому, как хорошо я себя чувствовала и выглядела в нем. Классическое облегающее платье облегало мою кожу, выставляя грудь напоказ, благодаря маленьким красным бретелькам, поддерживающим его.
Я была бы в полной заднице, если эти бретельки порвались бы.
Мои сиськи были молчаливо предупреждены вести себя прилично и оставаться на месте. Никто не хотел промаха, независимо от того, насколько хорошо выглядела ваша стойка. Это было просто унизительно. Это я уже проходила.
За эти годы у меня было много модных катастроф. Всякое дерьмо случалось. И каждый раз им удавалось меня сфотографировать. Я была уверена, что они специально подстраивали подобное для наживки. Но, эй, всем приходилось зарабатывать деньги, чтобы иметь крышу над головой, так что я не завидовала папарацци, не слишком сильно. Мои охранники вмешались, если они заходили слишком далеко.
За считанные мгновения я нашла большую группу людей, которых знала лучше всего. Мы забронировали VIP-зону на вечер и заполнили ее до отказа всей закулисной командой, а также режиссерами, парикмахерами и визажистами, а также актерами и актрисами. Нас, должно быть, было не меньше сотни.
Поприветствовав своих коллег, я взяла бокал шампанского и села за стол, сделав несколько глубоких глотков прохладной и сладкой жидкости. Пузырьки скользнули по моему горлу, начиная ночь. Я знала, что это было грязно; так было всегда.
У нас с алкоголем были особые отношения. Не то чтобы мне было сказано так много слов, чтобы я избегала этого, однако в глубине души я знала, что использовала его как своего рода костыль. Что-нибудь, что вырвало бы меня из моего маленького пузыря под предлогом того, что это позволяло изменить поведение, и свалило бы вину за мое пьянство на ущерб, который мне удалось бы нанести.
Никто, кроме моего агента, не знал о моем биполярном расстройстве. Я хотела, чтобы так и оставалось. Это было личное, но мне не было стыдно. Я просто не хотела еще большего осуждения. Пристальное внимание папарацци, публикующих истории вроде «О, вот почему она это сделала, это объясняло так много» — я могла представить заголовки и то, как моя история была бы искажена в их пользу. Я также не хотела быть опорой для расстройства в сравнении с теми, кому был поставлен диагноз, потому что это было несправедливо по отношению к ним, когда я ни в малейшей степени не была ярким примером. Я была больше похожа на антипример, на свод правил, которым не следовало прислушиваться.
Кроме того, почему мое присутствие на виду у общественности давало каждому человеку право знать каждый аспект моей жизни? В определенной степени я ценила свою частную жизнь; я всегда была открыта и готова давать интервью, рассказывая о своей жизни, но некоторые темы были под запретом. Одной из таких было мое психическое здоровье, другой — мое прошлое.
Будучи никем, выросшим в приемной семье, я отказалась говорить о чем-либо из этого, даже когда некоторые жадные до денег взрослые, которые были моими бывшими приемными опекунами или учителями, выскакивали из ниоткуда, решив высказать свои мысли обо мне, только для того, чтобы получить в свои руки деньги за их проницательность. Они ничего не знали.
Мой агент скрывал все, что касалось моего здоровья. Остальное я бы пустила на самотек. Почему бы и нет? Нельзя заставить замолчать каждого человека. К сожалению.
Если бы однажды выплыла правда о моем психическом здоровье, я бы зарылась поглубже в свои пододеяльники и не выныривала всю жизнь, пока какое-нибудь волшебное существо не ворвалось и не стерло это из памяти всех, кто знал. Ребяческое поведение, но я выросла без настоящих родителей или опекунов, так что смирилась с этим, позволяя себе быть незрелой, когда мне заблагорассудилось бы. Даже если бы я была двадцатишестилетний женщиной.
Ничто не было секретом в этом мире, полном иллюзии блеска и гламура, вот почему психиатр, к которому я обратилась, который также прописал мне лекарства, скрывал все с огромным поощрением. Не говоря уже о обязательном соглашении о неразглашении, которое разорвало бы его в клочья в зале суда, и все это для того, чтобы убедиться, что он ничего не сказал бы обо мне.
Я протиснулась на мягкое сиденье между Джаредом и одним из звукооператоров, позволяя себе устроиться поудобнее. Я посмотрела на Джареда, когда он окинул оценивающим взглядом мое тело, его глаза вспыхнули желанием, когда встретились с моими. Боже, он был горяч.
— Позже? — спросила я его одними губами.