Женщина посмотрела на него, её взгляд скользнул по его одежде, и ему стало интересно, остался ли на ней какой-либо компромат после прошлой ночи.
— Откуда ты знаешь Саммер? — вопрос был вежливым, задан лёгким тоном, но в словах крылась ловушка, а в длинных гласных – опасность.
— Я познакомился с ней только сегодня, — осторожно проговорил он. Женщина ничего не ответила, и его губы зашевелились в поисках ответа. — Несколько часов назад. Я приехал сюда, чтобы встретиться с Беном.
— Ты тоже работаешь в кино? — рука женщины обхватила ремешок сумочки, и она подтянула её повыше на плече.
Он изучающе её рассматривал. Пытался разглядеть в её вопросе шутку.
— Да. Я актёр, — между прочим, актёр, получивший «Оскар». Журнал Time поместил его фото на обложке последнего номера.
— Как мило, — улыбнулась она, как будто это была приятная пустяковая работёнка. — Я Фрэнсис Дженкинс. Мать Саммер, — она отпустила ремешок сумочки и протянула руку.
— Коул, — он пожал руку женщины, её хватка была крепкой и сильной. Смешно. Коул всегда представлял себе южанок кроткими и нежными, избегающими зрительного контакта и уступающими мужчинам. Но Саммер и её мать заставили пересмотреть его взгляд на этот образ.
— Почему ты здесь, в машине Бена?
Коул засунул руки в передние карманы брюк.
— Даю ему и Саммер возможность поговорить. Вообще-то, она выгнала меня из дома, — смущённо улыбнулся он, и женщина рассмеялась.
— Прости мою дочь. Она хочет оставить меня без внуков. Вероятно, ты оказался слишком привлекательным для этой цели, — подмигнула она, и теперь настала очередь Коула смеяться. Эта женщина совсем не была похожа на его мать. И совсем не похожа на мать Надии – чванливую особу голубых кровей, посещавшую собачьи бега и свободно говорившую на трёх языках. Он почувствовал, как её рука скользнула по его руке, и она крепко сжала её. — Будь добр, помоги мне.
— Да, мадам, — попробовал он примерить на себя южное словечко, и женщина снова рассмеялась.
— Актёр, говоришь? Нужно поработать над твоим южным акцентом.
Они поднялись по лестнице, и прежде, чем их ноги коснулись верхней ступеньки, входная дверь распахнулась. Саммер в нерешительности остановилась, на её лице отразилось удивление.
— Мама. Ты рано. И, я вижу, проигнорировала моё сообщение.
— О, ты звонила? — кротко произнесла женщина. — Должно быть, я пропустила звонок.
Коул прикусил щёку, чтобы сдержать улыбку, пожилая женщина сжала его руку, и только потом отпустила. Саммер поцеловала мать в щёку и подождала, пока та войдёт внутрь, Бен поприветствовал Фрэнсис через сетчатую дверь. Саммер посмотрела на Коула, её глаза удержали его на месте, и он обессиленно прислонился к перилам крыльца. Входная дверь полностью закрылась, и остались только они, заходящее солнце и стрёкот сверчков.
— Бен рассказал тебе об этой роли? — он не должен был начинать с этого; он должен был вести светскую беседу о погоде или политике.
— Рассказал, — кивнула она.
— И? — Боже, это было так глупо. Любая другая блондинка из Лос-Анджелеса уже стояла бы на коленях, расстёгивая его джинсы в надежде получить эту роль.
— И меня интересует денежное вознаграждение.
Вознаграждение. Это было неожиданно. Он кашлянул со смешком в ответ. Хлипкие доски крыльца, крошечный дом, грузовик, припаркованный под деревом, с ржавыми пятнами, разъедающими его борта. Всю её жизнь можно было купить за одну бутылку вина из его погреба. Он почесал шею и встретился с ней взглядом. Глаза Саммер сверкнули, и он взял себя в руки, подавив усмешку.
— Какое вознаграждение ты хотела бы получить?
— Понятия не имею, — она скрестила руки на груди, и он огорчился, лишившись такого замечательного вида. — Я не знаю, что будет справедливо. Поэтому и спрашиваю тебя.
— И ты веришь, что я буду с тобой честен? — медленно произнёс Коул. Лос-Анджелес сожрёт и выплюнет эту девчонку прежде, чем она доберётся до двери агента. Никому не доверяй. Это первое правило Голливуда. Он узнал его от своего первого агента, когда работал моделью и первый раз прошёл кастинг. «Никому не доверяй, — прорычала Мартина Суинт, перегнувшись через стол и ткнув в него пальцем с длинным красным ногтем. — В Голливуде тебя будут раскручивать только для того, чтобы обобрать до нитки. Ты сам должен стать задницей, чтобы тебя в неё же не поимели. Никогда об этом не забывай». И он всегда об этом помнил.
— Я хочу услышать твоё честное мнение, чего стоит главная роль в фильме такого масштаба для человека с моим опытом, — вздёрнула она подбородок.
И он выбрал для себя путь мудака. Потеря Минки стала манной небесной для бюджета «Бутылки удачи», а это олицетворение южной красавицы – подарком, который просто продолжал удивлять.
— Сто тысяч. Твоё имя неизвестно и не обеспечит кассовые сборы; придётся потратить целое состояние, чтобы научить тебя играть, а съёмки займут всего три-четыре месяца твоей жизни. И даже это слишком щедро, но, с другой стороны, — он сверкнул улыбкой, которая всё исправила, — ты мне нравишься, Саммер. Думаю, ты нам подходишь.
Она не двигалась, не моргала, просто, слегка прищурившись, смотрела на него. На носу и щеках Саммер виднелась лёгкая россыпь веснушек. Он уже много лет не видел веснушек. От них избавлялись с помощью солнцезащитного крема, маскировали косметикой, пластические хирурги удаляли их лазером, записи о чём, в конце концов, просачивались в прессу и превращались в нечто большее.
Он пошевелился, но она продолжала смотреть. Наверное, ему стоит дать ей сто пятьдесят. Чёрт, он мог бы дать ей пятьсот тысяч. Она действительно стоила этих денег; на самом деле это был минимум для фильма такого формата и с таким бюджетом. Но если им удастся получить её задёшево, тогда он сможет увеличить бюджет съёмок и не бояться перерасхода средств, который случался практически всегда. Странно, что она молчит. Может быть, дело в Юге. Калифорнийские девушки никогда не умолкали – их рты двигались, как у заводных игрушек «Зубастые челюсти».
— Не делай этого.
— Чего? — он спрыгнул с перил крыльца.
— Эта штука с улыбкой. Просто жуть.
Он перестал улыбаться.
— Десять миллионов американцев не согласятся с тобой.
— Десять миллионов американцев просто идиоты.
Он ничего не сказал, но тут же решил, что эта девушка ему не очень нравится. Для Иды её поведение безупречно – секретарша была известна тем, что всё время противостояла руководителям «Кока-Колы». Но лично ему хватало и своего дерьма, чтобы ещё иметь дело с её. Примадонна вместо партнёрши ему не нужна.
— Тебе это интересно или нет?
— Нет.
Его нога остановилась на полпути до верхней ступеньки.
— Нет, — повторил он.
— За такие деньги. Я сто́ю больше.
— Носок твоей туфли скреплён клейкой лентой, — заметил Коул, и Саммер улыбнулась. Улыбнулась. Сладкой, солнечной улыбкой, но её полностью выдавали глаза, золотые ножи, которые могли разрезать живот более слабого человека, вытащить его внутренности и скормить ястребам.
— Количество денег не говорит о моей ценности. Если бы это было так, то на этом крыльце самой никчёмной личностью была бы я.
— Ты хочешь сказать, что никчёмная личность не ты…
А я. Из всех оскорблений в его адрес, ни одно и никогда не затрагивало его ценность. С другой стороны, в Голливуде ценность – это доллары, центы и власть. Но здесь, в этом разговоре, на этом крыльце, они, казалось, говорили о чём-то другом.
— Из нас двоих только один ведёт себя как осёл.
— Значит, ты не хочешь эту роль.
— Не за такие деньги.
Он отступил назад, отвернулся от неё и спустился с крыльца.
— До свидания, мистер Мастен, — крикнула Саммер с крыльца, и Коул повернул голову, чтобы на неё посмотреть. Девушка стояла, прислонившись плечом к одному из столбов крыльца, её руки всё ещё были скрещены на груди. — Так говорят на Юге, когда уходят. Это называется прощанием.