И тогда я влепила ему пощёчину. Звук был громким, как щелчок кнута в тихой комнате. Когда тридцать с лишним человек услышали шлепок моей ладони, по комнате пронёсся коллективный вдох.
— Не смей ко мне прикасаться, — вскипела я, мой палец словно зажил собственной жизнью и сам по себе ткнулся ему в грудь. Это было ошибкой, его грудные мышцы были жёсткими и твёрдыми, что заставило меня представить, как мой рот накрывает его… руки Коула стискивают меня, прижимая к груди. Я не должна была переворачиваться тогда в кровати, не должна была делать это последнее движение, погружая его в себя, прижимаясь губами к его губам. Это сделало тот момент в моей спальне, ту ошибку, ещё более личной.
Коул отступил назад, его щека покраснела от пощёчины, а мою руку засаднило, когда она коснулась бока.
— Прости, деревенская девчонка, — сказал он так тихо, что мне пришлось напрячь слух. — Я думал, тебе нравится, когда я к тебе прикасаюсь, — он одарил меня дерзкой улыбкой, и моя ладонь зачесалась от желания вновь соединиться с его лицом. Коулу повезло, что это была всего лишь пощёчина.
— Снято! — закричал Дон, и его тело внезапно оказалось между нами, одна его рука на груди Коула, другая на моей руке. — Что это за хрень сейчас была? — замечание было адресовано нам обоим, и я резко отдёрнула руку.
— Спроси своего золотого мальчика, — кивнула я в сторону Коула. — Это он забил мой портфель презервативами.
— О, прости, — насмешливо произнёс Коул. — Что, слишком оскорбительно для вас, южных красавиц? — рассмеялся он, отводя от меня взгляд. — Господи, Саммер, это просто шутка. Считай это своим посвящением.
— Это дорогая шутка, — сказал Дон, пристально глядя на Коула. — Не забывай, что теперь ты оплачиваешь счета за каждый дубль.
— И это стоило того, чтобы увидеть её лицо. Никогда прежде не видела презерватива, Саммер?
Мне ненавистна сама мысль, что мы не использовали презерватив. Мне ненавистно, что позволила ему войти в меня без всякого барьера. Если выкинуть из головы проблемы с возможной беременностью, то стоит задаться вопросом, со сколькими женщинами он был? И что это говорит обо мне, если защита была последней мыслью в моей голове? Прошло слишком много времени с тех пор, как ко мне прикасались, мой единственный сексуальный опыт до него случился со Скоттом, и мы никогда ничего не использовали. Та сцена, где я копалась в целой горе презервативов, чтобы добраться до пачки денег, оказалась первым разом, когда мне пришлось дотронуться до одной из этих чёртовых штук, а моя недавняя покупка всё ещё была упакована в коробку. Но будь я проклята, если Коул об этом узнает. Я уставилась на его идеальный нос и представила, как он трещит под ударом моего кулака.
Дон испустил едва сдерживаемый вздох, сопровождаемый проклятием.
— Вы двое, прекратите. Я не подписывался на то, чтобы быть судьёй между вами. Саммер, иди в гримёрную, пусть тебе освежат прическу и грим, а потом мы снимем прямо здесь двенадцатую сцену. Коул, ты сейчас свободен. Джек пришлёт тебе новое расписание через пятнадцать минут.
Мой взгляд переместился с нетронутого носа Коула на его глаза, которые он не отводил от меня. Периферическим зрением я могла видеть его улыбку. Я ненавидела эту улыбку. Ненавидела ту лёгкость, с которой он вписывался в любую обстановку. Ненавидела его уверенность.
Но больше всего я ненавидела то, что хотела вернуть руку Коула, его прикосновение к моей рубашке, чтобы он спустил руки ниже талии. Мне захотелось, чтобы он поднял меня на этот стол, чтобы его руки задрали мою юбку, а пальцы обнаружили, что на мне не колготки, а чулки. Я ненавидела что прямо здесь и сейчас, с Доном, стоящим между нами, стала мокрой для него. И я была в ужасе, глядя в его глаза и понимая, что он это знал.
— Саммер, — сказал Дон, мягко похлопывая меня по руке. — Прическа и грим.
Я встретилась взглядом с Доном и улыбнулась.
— Конечно. Спасибо, Дон.
Отвернувшись от них, я направилась к выходу, толпа расступилась передо мной в полной тишине.
ГЛАВА 64
Коул сидел в просмотровой комнате, водрузив теннисные туфли на край стола с тремя телевизионными экранами и приборной доской под ними с целым рядом кнопок и ползунков. На каждом из мониторов проигрывалось разное видео, представляя их с Саммер лица в разных ракурсах.
— Ну что, получилось или нет? — Коул повернул голову и посмотрел на часы. 11:15 вечера. Он поискал ближайшего ассистента и щёлкнул пальцами. — Найди машину с едой и принеси мне сэндвич. Ветчина и швейцарский сыр на пшеничном хлебе.
— Мобильная кухня закрывается в десять, — пренебрежительно сказал Дон, бегло просматривая видео.
— Тогда найди мне что-нибудь другое, — отрезал Коул. — Какого чёрта мобильная кухня закрывается так рано?
— Оглянись вокруг. Все ушли, — Дон взглянул на ассистента режиссёра. — Не обращай на него внимания, с ним всё будет в порядке.
— Да ну на хрен, — Коул порылся в кармане и вытащил пачку денег. — Сэндвич. Найди или сделай, мне плевать. И Пепси.
— Колу, — поправил Дон.
— Хорошо. Неважно. Кому-нибудь ещё что-нибудь нужно? — Коул посмотрел на других в киноаппаратной, полной кучей звуковых и видеомикшеров. Никто не произнёс ни слова, тогда Коул передал деньги ассистенту, потом опустил ноги и подался вперёд. — Так, покажи мне. У нас получилось?
— Думаю, да, несмотря на все ваши усилия.
— Её нужно было немного вывести из себя, взъерошить её пёрышки. Она становилась слишком напряжённой, — усмехнулся Коул, вспомнив лицо Саммер, широко раскрытые глаза, и то, как они прожигали его с другого конца комнаты. Наверное, ему не следовало этого делать, но она хорошо справилась, не остановившись, не отреагировав. Это было своего рода испытанием, и с его стороны чистым развлечением. С тех пор как они занимались сексом, Саммер до определённой степени игнорировала его, её отношение становилось всё более безразличным. А он нуждался в огне, в её внимании, в той искре, которая, казалось, становилась всё сильнее по мере того, как между ними вспыхивал гнев. Поэтому он зажёг спичку. И наслаждался каждым нюансом достигнутого результата.
Дон пробормотал что-то в ответ, нажал кнопку, и на экране плавно начал проигрываться короткий отрывок, смена планов между Коулом и Саммер была склеена из фрагментов более чем дюжины дублей. Так как вся отсебятина Коула была удалена, запись получилась меньше по времени, чем отснятый материал.
— Хорошо, — кивнул Коул, его глаза смотрели на лицо Саммер, в каждой чёрточке которого угадывался вызов. Она становилась красивее, когда злилась. Ещё одна причина надавить на её слабые места.
— Согласен, — сказал Дон.
— Показать ему другой ролик? — заговорил один из монтажёров, сидящий через два человека от них.
Дон провёл рукой по затылку и ничего не ответил.
— Какой ролик? — спросил Коул, глянув на режиссёра. — Дон? — толкнул он его.
— Да, — коротко сказал Дон. — Прокрути, — он поднял руки к лицу и потёр лоб.
Коул взглянул на экран, на котором проигрывался новый фрагмент. Это был момент после его розыгрыша. Когда он встал и подошёл к Саммер. Кто-то соединил отснятые с разных камер кадры вместе, чтобы записать один короткий непрерывный ролик. Он поёрзал на стуле, наблюдая крупный план своей руки плавно, как при замедленной съёмке, скользящей по её блузке. Увидел с высокой чёткостью, как она сглотнула, как вспыхнули щёки девушки, как слегка изогнулась спина, когда за мгновение до пощёчины она выгнулась навстречу его прикосновению. Сотни деталей, которые он пропустил, потому как его мысли были слишком сосредоточены на одной вещи, жгучей потребности сорвать с неё белую блузку, и исследовать кожу под ней. Затем была пощёчина, ярость, которая более отчётливо проявилась на экране, потемневшие глаза Коула, начало его движения вперёд… Коул посмотрел в свои глаза на экране, и увидел то, что мог видеть каждый. Похоть. Грубую животную похоть. Ролик закончился, и в комнате на мгновение стало темно, а потом начался следующий кадр.