– Парень, – сказал хозяин, – ты плохо выглядишь, и когда пришел, плохо выглядел, и сейчас.
«Не так плохо, как некоторые», – подумал я.
Куда мне теперь идти? Что делать, если Улыбка заняла всю мою квартиру, где и спальня и гостиная в одной комнате, а я умею играть только на «Ундервуде»?
В ту ночь телефон на заправочной станции зазвонил в два тридцать. А я, вымотанный предшествующей бессонной ночью, как пришел, так и лег спать.
Лежал и прислушивался.
Телефон не умолкал.
Он звонил две минуты, потом три. Чем дольше он звонил, тем холоднее мне становилось. Когда я наконец соскочил с кровати, натянул купальные трусы и потащился через дорогу, у меня уже зуб на зуб не попадал, как в метель.
Сняв трубку, я сразу почувствовал, что это Крамли, там далеко, на другом конце провода, и он еще ничего не успел сказать, а я уже понял, что за новости он собирается сообщить.
– Все-таки случилось? Да? – спросил я.
– Откуда вы знаете? – Крамли говорил так, будто тоже не спал всю ночь.
– Почему вы туда пошли? – спросил я.
– Час назад я брился, и вдруг меня будто стукнуло. Возникли предчувствия, о каких, черт побери, вы обожаете рассказывать. Я еще здесь, жду следователя. Хотите подойти и сказать: «Ну я же говорил!»?
– Нет, не хочу. Но приду.
И повесил трубку.
Вернувшись к себе, я увидел свое «Нечто», оно все еще висело на двери ведущего в ванную коридора. Я сорвал его, швырнул на пол и стал топтать. Это было только справедливо, ведь ночью оно нанесло визит леди с канарейками, вернулось на рассвете и ничего мне не сказало.
«Господи, – думал я, тупо топчась на купальном халате. – Теперь все клетки опустели».
Крамли стоял на одном берегу Нижнего Нила, у сухого русла реки. Я встал на другом. Патрульная машина и фургон из морга ждали внизу.
– Вам это зрелище не понравится, – предупредил Крамли.
Он помедлил, дожидаясь, когда я кивну, чтобы откинуть простыню.
– Это вы звонили мне среди ночи? – спросил я.
Крамли покачал головой.
– Сколько прошло с тех пор, как она умерла?
– Мы считаем, часов одиннадцать.
Я мысленно вернулся назад. Четыре часа утра. В четыре утра зазвонил телефон. Звонило «Нечто», чтобы сказать мне. Если бы я побежал отвечать на звонок, холодный ветер в трубке рассказал бы мне – об этом.
Я кивнул, Крамли откинул простыню.
Под ней была леди с канарейками, и в то же время ее там не было. Какая-то часть ее витала в темноте, а на то, что осталось на кровати, смотреть было страшно.
Глаза ее неподвижно уставились на жуткое «Нечто», на ту дьявольщину, что висела на двери у меня в коридоре и невидимой тяжестью опустилась на мою постель. Рот, когда-то еще приоткрывавшийся, чтобы прошептать: «Подойди, подойди, я жду тебя!» – теперь был широко открыт от ужаса, протестовал, пытался отогнать что-то, оттолкнуть, выставить прочь из комнаты!
Придерживая пальцами простыню, Крамли взглянул на меня.
– Пожалуй, мне следует извиниться перед вами.
– За что?
Говорить было трудно: она лежала между нами, уставившись на нечто кошмарное на потолке.
– За правильную догадку. Догадались вы. За сомнения. Сомневался я.
– Догадаться было нетрудно. У меня умер брат, умер дед, умерли тетки. И мать с отцом тоже умерли. Все смерти одинаковы, правда ведь?
– Мм, да. – Крамли выпустил из рук простыню – на долину Нила упал осенью снег. – Только это – естественная смерть, малыш. Не убийство. Такой взгляд, как у нее, бывает у всех, кто чувствует, как во время приступа сердце рвется прочь из груди.
Я хотел выложить доказательства. Но прикусил язык. Краем глаза я кое-что заметил, и это заставило меня повернуться и отойти к пустым птичьим клеткам. Много времени мне не потребовалось: я сразу понял, что привлекло мое внимание.
– Боже мой, – прошептал я, – Хирохито. Аддис-Абеба. Они исчезли!
Обернувшись, я указал Крамли на клетки.
– Кто-то забрал из них обрывки старых газет. Тот, кто поднялся сюда, не только напугал ее до смерти, он прихватил газеты. Господи, да он коллекционер! Держу пари, карман у него набит трамвайными конфетти, и отклеенную голову Скотта Джоплина тоже он припрятал.
– Голову Скотта Джоплина? Это еще что такое?
Крамли не хотелось, но все же в конце концов он подошел взглянуть на дно клеток.
– Найдете эти газеты – и он у вас в руках.
– Просто, как дважды два! – вздохнул Крамли.
Он проводил меня вниз мимо повернутых к стене зеркал, которые не видели, как кто-то поднимался сюда ночью, не видели, как он уходил. Внизу на площадке на пыльном окне все еще висело объявление о продаже канареек. Сам не знаю почему я потянулся и вынул его из облезлой, скрепленной скотчем рамки. Крамли наблюдал за мной.