Он посмотрел на свои водонепроницаемые часы «Картье». Купил за пятьдесят долларов у проезжего иранца. Они отставали на пять минут в день, а иногда и вовсе останавливались. Выяснив, что день уже клонится к вечеру, он поднялся и потащился домой. Рокки там небось уже с ума сходит. Придется его выручать.
11
Поппи Соломен наряжалась, готовилась к выходу – в это время ее лучше было не трогать.
Хауэрд удалился в собственную туалетную комнату, чтобы совершить свою вторую за день понюшку. Кокаина. Последние месяцы он позволял себе эту шалость.
Он аккуратно высыпал белый порошок на специальный подносик с зеркальной поверхностью, распределил на две ровных горки и с помощью соломинки переправил к себе в ноздри. Один глубокий вдох – и блаженство невероятное. Лучше секса. Вообще лучше всего. Хауэрд чувствовал, что вполне может покорить весь мир. Да он его уже покорил. Он – владелец целой студии, это вам как, а? Ну, не владелец, а директор. Но это одно и то же. Власть у него полная – только чтобы ей насладиться, надо иногда потянуть носом. Нет, о том, что это войдет в привычку, и речи быть не может. Хауэрд знал, где нужно остановиться, и выдерживал норму. Понюшка утром, чтобы встать с правой ноги. И вечером, но только если ожидались гости или они куда-то выходили. Поскольку они куда-то выходили либо принимали гостей каждый вечер, он регулярно потягивал носом два раза в день. Ну и ничего страшного. Есть актеры, продюсеры, другие работники студии, которые совещание не могут просидеть без того, чтобы три раза не сходить в сортир.
Себя Хауэрд считал очень скромным потребителем, уж, во всяком случае, стать наркоманом – это ему не угрожает. Если что, он может прекратить в любую минуту. Только зачем прекращать то, что доставляет удовольствие, да еще какое?
Поводов для беспокойства у Хауэрда хватало. Когда ты забрался на самый верх, куда двигаться дальше? Только вниз. А давление уже нарастало.
Владельцы «Орфея» являли собой колоссальный конгломерат, во главе которого стоял Захария К. Клингер. Захария К. Хауэрда любил – он лично предложил Хауэрду занять место на троне. Но это сейчас. А если Хауэрд не потянет? Захарии К. требовались кассовые фильмы-гиганты. Он хотел, чтобы Хауэрд восстановил пошатнувшийся престиж «Орфея», чем быстрее, тем лучше. Он спешил.
Выбрать фильм, на который будут ломиться зрители, – это ничуть не легче, чем выбрать из большого помета щенка. Вполне можно оказаться на руках с низкорослым уродцем, хотя родословная – не придерешься.
Всякий раз, когда приходилось принимать решение, Хауэрда бросало в пот. Но сейчас, взбодрив себя кокаином, он сказал себе: за те несколько месяцев, что он стоял у руля, он добился прекрасных результатов. Первое, что он сделал: выбрал для проката пару завалявшихся на полке фильмов. Фильмы эти были сняты маленькими независимыми кампаниями и лежали без движения. За их прокат взялся «Орфей», потому что с собственной продукцией было туговато. Оба фильма прошли на ура. Естественно, Хауэрд оказался героем.
Теперь его работа заключалась в том, чтобы следить за созданием ударных фильмов на собственной студии. Он должен быть уверен на сто процентов: каждый фильм, которому он дает зеленую улицу, будет разить наповал.
В следующем месяце на студию приедет сам Захария – проверить, как идут дела. Хотя, разумеется, его шпионы и так каждый день ему обо всем докладывают.
Как минимум двое таких занимают на студии ключевые должности – об этом Хауэрд знал точно.
Ну и пусть их, он не будет брать в голову. Вообще ни по какому поводу. Ведь это же надо, каких он достиг высот! Что там говорить, он просто гений!
Хауэрд Соломен родился, когда ему было шестнадцать лет. Мать развелась с отцом, махнула из Филадельфии в Колорадо и вскоре вышла замуж за Темпла Соломена. Он был счастлив сменить фамилию: Хауэрд Соломен – это куда проще и благозвучнее, чем Джесс Хауэрд Джуда Липски. Вот это поворот! Его родной отец был раввин, человек суровый и жестокий, считавший, что жена и сын существуют на этом свете только для того, чтобы выполнять его прихоти; соответственно, жить с таким деспотом радости было мало. Когда Хауэрд – или Джесс, как его звали тогда – перешел в отроческий возраст, он стал упрашивать мать уехать. «Я, во всяком случае, уезжаю, – сказал он ей. – Так что давай со мной, тебе же будет лучше».
Долго уговаривать ее не пришлось, и однажды темным вечером они сорвались в Нью-Йорк, а оттуда – в Колорадо, где их на первое время приютила школьная подруга матери. Они словно вырвались из тюрьмы, а когда через год мать вышла замуж за Темпла Соломена, это была как награда Господня за их мужество. Темпл был человек легкий, с хорошими манерами, старший партнер в швейной фирме. Не сказать, что он катался как сыр в масле, но был достаточно богат для того, чтобы купить Хауэрду подержанную машину и отправить его в колледж.
Хауэрд чувствовал себя, как русский эмигрант, который в конце концов увидел Америку и все, что она могла предложить. Он был полон жизни и свободен. И его мать – тоже. Годы детства – это был просто дурной сон.
В отрочестве Хауэрд был прыщеватым пухлячком – пока не познал противоположный пол. Как только это случилось, он быстро сбавил в весе, а прыщи просто исчезли в одночасье. Однажды Темпл усадил его рядом с собой и прочитал лекцию.
«Без этой штучки ни на кого не лезь, – сказал он приемному сыну, сунув ему под нос презерватив. – И помни, что девочке должно быть хорошо. – Тут он лихо подмигнул. – Только смотри, чтобы не залетела».
Советы Темпла Хауэрда слегка озадачили. Что значит «девочке должно быть хорошо?» Разве само его общество – это не повод для радости?
Когда он в следующий раз принимал даму на заднем сиденье своего ветхого и древнего «Бьюика», он спросил ее, как бы между прочим, откинувшись на спинку сиденья: «Эй… тебе хорошо?»
«Ты тяжелый, – проскулила она, – И спина жуть какая волосатая… Б-ррр! Меня мать убьет, если про нас узнает»..
Вот такой состоялся разговор. Он едва не стал импотентом. Упаси Господи!
Доставлять удовольствие женщине Хауэрда научила его первая жена, неистовая чернокожая активистка. «Сначала плавно, малыш, пла-аа-вно, а потом – врубай полные обороты!» – наставляла она его, обхватив его шею смоляными ножками так крепко, что он опасался за свою жизнь.
С третьей попытки он попал в точку и понял – разница есть. Одно дело, когда женщина просто участвует в акте секса без особой охоты, и совсем другое – когда она превращается в бешеную маньячку! Почему ему ничего про это не рассказал Темпл? Сколько времени он потратил даром!
Как-то Хауэрд прочитал книгу о знаменитом миллиардере, Хауэрде Хьюзе. Она ему так понравилась, что он перечел ее три раза. В одну из их первых встреч Темпл сказал ему, что он может унаследовать швейный бизнес, в котором Темпл был старшим партнером. «Когда окончишь школу, – сказал он пасынку, – я обучу тебя всему, что знаю. Ты мне как родной, и когда придет время, бизнес перейдет к тебе».
Хауэрд был благодарен, хотя и не был уверен, что хочет остаться в Колорадо и заниматься изготовлением женского платья. У него были планы помасштабнее. Вот бы стать таким, как Хауэрд Хьюз! Его тянуло в Голливуд. «Как там? – спросил он однажды своего друга Джека Питона, когда они вместе пыхтели на курсах бизнеса и управления. – Ты же из Лос-Анджелеса. Неужели Голливуд вправду гнездо похоти и секса?»
Джек пожал плечами. «Я живу в Вэлли. На той стороне горы бывал редко».
«Какой горы?»
«Вэлли отделена от Голливуда и Беверли-Хиллс несколькими большими каньонами. Нужно проехать через один из каньонов: Бенедикт, Колдуотер или Лорел».