– Если тебе это обязательно, так уходи в ванную! – крикнула она.
В ответ он снова пернул и переключил канал.
– Каким образом до нашей свадьбы ты всегда умудрялся контролировать свои телесные отправления? – спросила она холодно.
Он передразнил ее:
– Каким образом до нашей свадьбы ты никогда не взъедалась и не пилила?
– Господи! Ты невыносим! – Она выбралась из огромной кровати и надела неглиже из бирюзового шелка.
– Куда ты? – спросил он.
– На кухню.
– Принеси мне мороженого. Ванильного и шоколадного под горячим шоколадным соусом.
– Ты ведь должен соблюдать диету.
– Мне диета не нужна!
– Диета нужна всем, кому больше двадцати пяти лет.
Он сдался:
– Принеси мне мороженого, и я позвоню Заку.
– Обещаешь?
Он ухмыльнулся знаменитой ухмылкой Конти.
– Детка, ну когда я тебя обманывал?
Монтана сидела у себя в кабинете и смотрела на молодого актера, сидящего напротив у стены. Ей казалось что он изо всех сил гипнотизирует ее. Она опустила глаза и перечитала список сыгранного им, который он ей вручил. Обычная смесь дешевой телевизионной дряни и скверных фильмов.
– Вот уж не думал, что приду сюда сегодня и увижу за столом такую женщину, как вы! – хрипловато сказал он низким голосом.
Его глаза вновь ее гипнотизировали. Упорный взгляд, который действовал на нее очень тягостно, потому что в этих глазах она читала хорошо ей знакомое исступленное отчаяние.
– Тут сказано, что вам двадцать два года. А я ищу актера постарше, – сказала она деловым тоном.
– Насколько старше? – требовательно спросил он.
Она замялась. Как-то смягчить отказ. Отвергать всегда нелегко.
– Ну-у… э… лет двадцати пяти-шести.
– Я могу выглядеть старше. На самом деле мне двадцать четыре. – У него начался нервный тик, и подергивания испортили стандартную красивость его лица.
– Прекрасно, – ответила она, протягивая ему его бумаги. – Я это учту. Благодарю вас за то, что вы пришли.
– И это все? – В голосе у него прозвучало удивление. – А прочитать мне ничего не надо? Или сыграть?
– Не сегодня.
– То есть мне еще прийти?
Она улыбнулась ничего не значащей улыбкой – так она, по крайней мере, надеялась.
– Благодарю вас, мистер Кранч. – (Кранч! Что за фамилия!) – Мы свяжемся с вашим агентом.
Он встал и небрежным шагом подошел к ней.
– Не мог бы я увидеться с вами где-нибудь? – спросил он.
Отчаявшиеся глаза и так достигли предела. Ей было жаль его – и сотни других молодых актеров, таких же, как он.
– Послушайте, – сказала она терпеливо, – не дешевитесь так!
– А?
– Возможно, вы очень хороший актер, но не для кино. Так перестаньте пробиваться туда.
Он покраснел, закусил нижнюю губу чуть не до крови, но не отступил:
– Вы и я – между нами может возникнуть чудо. Испытайте меня. – Он сально осклабился. – У меня замечательные рекомендации. Понимаете, о чем я?
Она начинала раздражаться:
– Вам лучше уйти. Хорошо?
– Вы даже понятия не имеете, чего себя лишаете! – пробормотал он.
Ее терпение лопнуло:
– Бросьте! Сдается мне, я прекрасно понимаю, него лишаюсь!
Он неохотно побрел к двери.
Она вздохнула. Голливуд. Город честолюбия. Город, где засчитывается только успех. Если ты его добился, ты на коне, если нет – прощай, Чарли, ты ноль без палочки. Голливуд. Чтобы быть актером или актрисой, надо быть еще и мазохистом. Это уж точно.
И, кстати, писать тут тоже далеко не фонтан. Она вспомнила, чего натерпелась, предлагая идею своего первого телевизионного сериала. Вначале никто не относился к ней серьезно. Она обходила приемные агентов и так называемых телевизионных администраторов. Кто ты? Что ты, уже сделала? Детка, у тебя три минуса. Ты с Восточного побережья – раз. Ты женщина – два. Ты женщина – три.
Ах, неужели.
Ляжем-ка в постельку да обсудим, а?
Она никогда не использовала влияние Нийла, чтобы чего-то добиться. Идея для телевидения была хорошей. И в конце концов ее купили. Затем очерки о старом Голливуде – писать их оказалось чистым наслаждением, потому что она была сама себе хозяйка и ни перед кем не отвечала. Труднее всего было снять фильм о детях. Она смонтировала его сама. Немалое достижение. «Особенно для женщины!»– подумала она сардонически.
Она позвонила, чтобы ей прислали следующего актера, закурила сигарету и глубоко затянулась. Как там у Нийла в Палм-Бич с несравненным Джорджем Ланкастером? Не то чтобы это ее так или иначе беспокоило. Если они заключат с ним контракт, кассовый сбор обеспечен. Если нет, они смогут найти настоящего актера, который сделает живым образ старого полицейского. Перспектива куда более заманчивая.
Она открыла лежащий на ее столе сценарий и пролистала его.
Фильм может стать великим. И Нийл, она не сомневалась, сделает его таким.
Так что же остается человеку? Позволить своей молодой жене умереть с голоду? А ведь это и случится, если он в ближайшее время не раздобудет денег.
Уныло сидя за рулем машины, Бадди продумал все это.
Потом продумал еще раз. Последнее время он столько думал, что голова у него просто раскалывалась.
Он актер. Это его профессия. И не может получить роли.
Вывод? Какая другая работа даст столько, чтобы можно было держаться на плаву и продолжать поиски ролей? Нет уж, загонять машины на стоянку пропитания ради он не будет!
Ответ был прост. И если на то пошло – сущий пустяк. Полчаса в постели с безликой женщиной, сотня в кармане, свободное время, чтобы проводить его с Ангель. А то, чего Ангель не знает…
Решение было принято. Он оглядел себя в зеркале заднего вида, взлохматил волосы, прищурил дымчато-черные глаза. Остался доволен, выпрыгнул из машины и своей агрессивной походкой зашагал к магазину мужской одежды Тряпичника на бульваре Санта-Моника. Шесть лет назад это была дыра в стене, где продавались кожаные изделия. С тех пор Тряпичник купил здания справа и слева и расширил свою лавочку. Теперь витрина магазина тянулась на четверть квартала, и купить там можно было все, от костюмов Черутти до кашемировых жокейских бандажей.
На Бадди магазин произвел глубокое впечатление. А что, если он сможет покупать там со скидкой? Внутри к нему поспешил надушенный трансвестит.
– Привет! – произнесло существо в парче смущающе мужским голосом. – Чем могу вам служить?
Бадди невольно попятился. От голубых ему всегда становилось не по себе.
– Босс в наличии?
Трансвестит поиграл длинными наклеенными ресницами.
– Вы говорите о мистере Джексоне?
– Это фамилия Тряпичника?
– Прошу прощения?
– Черный. Высокий. Одевается в кожу.
– По описанию похоже на мистера Джексона.
– Ну так скажите ему, что пришел Бадди.
– Я бы с наслаждением. Но мистер Джексон никогда не приходит раньше часа. – Он задумчиво прижал к подбородку наманикюренный ноготь. – Не желаете ли подождать?
– Эй! – рявкнул Бадди. – Мне некогда ждать. У меня дела.
– Да, конечно. – Трансвестит влюбился. В янтарных глазах засветился намек на обожание.
– Где его можно найти сейчас?
– Не могу сказать.
– А вы поднатужьтесь.
– Ах, Боже мой! Видите ли, мистер Джексон ввел строгие правила, воспрещающие давать его домашний адрес и телефон.
Бадди сузил глаза в манере крутых парней.
– А я ввел строгое правило всегда добиваться того, что мне нужно.
Чувствительные руки трансвестита запорхали.
– Но что, по-вашему, я мог бы сделать?
Бадди подмигнул.
– Дать мне адрес. Никто, кроме нас двоих, ничего знать не будет. Останется нашим секретом. Идет?
Трансвестит нервно улыбнулся.
– Ну, если вы обещаете…
Неудивительно, что Джордж Ланкастер предпочитал жить в Палм-Бич. В Беверли-Хиллз или в Палм-Спрингс он был бы еще одним удалившимся на покой былым кумиром. Их там имелись десятки и десятки – Синатра, Астор, Келли, Хоуп. На улицах, на гольфовых полях вы то и дело натыкались на них. Но в Палм-Бич Джордж Ланкастер царил безраздельно. Он был королем. Или, в худшем случае, принцем-консортом своей супруги Памелы Лондон, третьей среди богатейших женщин Америки.