Натану Вайсу было тридцать пять лет — довольно поздний старт для шоу-бизнеса. Он вместе с другими патрульными регулировал движение и обеспечивал безопасность, когда кинокомпании проводили съемки в городе. За это копам платили немалые деньги, а сама подработка была легкой, но недостаточно волнующей. О каком волнении может идти речь, если все эти знаменитые актрисы выходили из своих трейлеров лишь на несколько минут, чтобы подправить сцену, если режиссер не был доволен дублершей? А потом они снова исчезали, до тех пор пока не подходило время съемок.
Большую часть времени полицейские проводили вдали от мест съемки, но даже если дежурили близко, это зрелище им быстро наскучивало. После съемки основной сцены снимали главных участников — крупным планом спереди и сзади, — и актерам приходилось снова и снова повторять всю сцену. Поэтому большинству копов все это почти сразу же надоедало, и они слонялись рядом с обслугой, в ведении которой находились яства для актеров и съемочной группы.
Нейту Голливуду никогда ничего не надоедало. Кроме того, на площадке было много симпатичных куколок, выполняющих черновую и тяжелую работу для каждой сцены. Некоторые были практикантками, мечтавшими когда-нибудь стать знаменитыми режиссерами, актерами, писателями или продюсерами. Когда у Нейта появлялось много сверхурочного времени, он зарабатывал больше, чем почти весь этот киношный подсобный люд. И в отличие от него Нейта не беспокоил самый страшный кошмар шоу-бизнеса: «Что будет, если меня уволят?»
Нейту нравилось демонстрировать свои знания большого бизнеса, разговаривая с какой-нибудь куколкой, например, с девочкой на побегушках у первого ассистента режиссера. Он говорил что-нибудь в этом роде:
— Обычно я патрулирую Бичвуд-Каньон. Это старый Голливуд. Там живет много незаметного киношного люда.
Именно одна из этих девочек два года назад разрушила не такую уж счастливую семью Нейта Вайса, когда его тогдашняя жена, Рози, заподозрила неладное: каждый раз, когда телефон звонил один раз и замолкал, Нейт на некоторое время исчезал. Рози стала записывать дату и время одиночных звонков, а потом сравнила их со счетами за сотовый телефон мужа. И точно: Нейт звонил по одним и тем же двум номерам сразу после того, как раздавался одиночный звонок. Возможно, у той потаскушки было два сотовых телефона или два домашних номера, а простофиля Нейт думал, что с помощью двух разных номеров сможет одурачить Рози, если у нее возникнут подозрения.
Рози Вайс ждала благоприятного момента, и в один холодный зимний вечер Нейт вернулся с работы домой на рассвете, сказав, что выбился из сил, помогая в сверхурочное время охотиться на опасного взломщика в Лорел-Каньоне. «Ну конечно, взломщика чужих спален», — подумала Рози. И немного повозилась в машине Нейта, пока он спал, а потом занялась обычными делами.
На следующий день на работе Нейт сидел на инструктаже и слушал монотонный голос лейтенанта, объяснявшего, что по соглашению с министерством юстиции, которому подчинялось УПЛА, экипажам, работающим в испаноговорящих районах, полагалось сдавать оперативные отчеты о белых нарушителях закона, даже если таковых не было.
Копы, работавшие в афроамериканских районах и латиноамериканских баррио, сделали то, что делали всегда: придумывали белых подозреваемых мужского пола и заносили их в оперативные отчеты, которые не содержали ни фамилий, ни дат рождения, а следовательно, этих правонарушителей невозможно было отследить. Таким образом, множество опросов на месте происшествия, относящихся к белым лицам мужского пола, убеждало пришлых проверяющих, что копам несвойственны расовые предрассудки. В одном городском участке ночных прохожих белой расы стали останавливать в три раза чаще — на бумаге, — но никто никогда не видел ни одного белого парня, который рискнул бы бродить ночью в том районе. Даже со спущенной покрышкой белый продолжал ехать на ободе, не рискуя остановится и сменить колесо. Полицейские рассказывали, что даже на черно-белом патрульном автомобиле приходилось вешать объявление: «У водителя нет с собой наличных».