В первой половине 1933 г. смертность сельского населения составила 53 907 человек, т. е. в 5 раз больше, чем за тот же период 1934 г. (10484 чел.)[335].
Голодали и умирали от голода и болезней сотни тысяч крестьян — колхозников и единоличников — и во всех других областях Украины.
Очевидец голода на Украине писатель Иван Стаднюк писал об этом времени:
«Голод — холодящее душу мрачное слово. Те, кто никогда не переживал его, не могут представить какие страдания приносит голод. Нет ничего страшеннее для мужчины — главы семьи, — чем чувство собственной беспомощности. Нет ничего ужаснее для матери, чем вид ее истощенных, изможденных детей, за время голода разучившихся улыбаться.
Если бы это длилось неделю или месяц, а то длилось месяцами, когда семье нечего было ставить на стол. Все сараи были чисто выметены, в деревне не осталось ни одной курицы, даже семена для кормовой свеклы были съедены...
Первыми от голода умирали мужчины. Потом дети. И позже всех — женщины. Но прежде чем умереть, люди часто теряли рассудок, переставали быть человеческими существами».
Смертность сельского населения Украины в 1933 г. в 4 раза превысила рождаемость, а в первой половине 1934 г. — в 1,5 раза, так как продолжали сказываться последствия голода 1932-1933 гг. Даже по косвенным данным, в 1933 г. смертность от голода составила 2,9 млн человек, а поскольку люди умирали и в конце 1932 г., и в первой половине 1934 г., то общие потери на Украине от голода начала 1930-х годов следует считать примерно 3,5 млн человек, т. е. более 10% проживающего в то время населения.
Северный Кавказ
Другим важнейшим зерновым районом являлся Северный Кавказ. Он вместе с Украиной давал почти 50% товарного хлеба.
Осенью 1932 г. в крае, как и на Украине, начался голод. Из 75 районов 48 зерновых района зимой 1932/33 г. голодали. В числе их было 20 районов на Кубани, 14 — на Дону, 13 — в Ставрополье и один — в Адыгейской автономной области. Десятки тысяч крестьян голодающих районов отправлялись в поисках хлеба в другие районы страны. После принятия ЦК ВКП(б) и СНК СССР директивы о запрещении массового выезда крестьян от 22 января 1933 г., Северо-Кавказский крайком партии 25 января по предложению. Б.П.Шеболдаева запретил сельсоветам и другим сельским организациям выдачу разрешений на выезд за пределы края, а также внутри края — в национальные области. Была запрещена продажа билетов на железнодорожном и водном транспорте без удостоверений сельсоветов и командировочных удостоверений, кроме станций крупных городов, где установлен особый контроль за выдачей билетов. В дополнение к действующим на железных дорогах заслонам ГПУ и опергруппам, закрывающим выход за пределы края и внутри края, в национальные области, — увеличивалась численность заслонов и опергрупп для закрытия выходов на Украину, ЦЧО и Нижне-Волжский край. Взято было под контроль органами ГПУ и милиции и местного актива движение по грунтовым путям за пределы селений, граничащих с Украиной, ЦЧО, НВК и Закавказьем.
«Предупредить сельские партийные и советские организации, — говорилось в постановлении, — что всякое ослабление борьбы с бегством будет рассматриваться как прямое содействие срыву мероприятий партии и Советской власти на селе со всеми вытекающими отсюда последствиями»[336].
В приложении к постановлению крайкома ВКП(б) определялась дислокация оперативных заслонов и опергрупп по борьбе с бегством на выходах из края в северных районах, внутри края и на выходах из края в Закавказье.
23 февраля 1933 г. крайком партии в одном из документов вынужден был признать факты «прямого голодания» в «отдельных» станицах края, в это время был уже массовый голод — в январе 1933 г. умерло от голода 17693 человека, в феврале — 25 049 человек. В 1932 г. в эти месяцы количество умерших составляло соответственно 8673 и 8140 человек, т. е. в три раза меньше.
Крайком по степени тяжести голода разделил районы на три категории: «особо неблагополучные», «неблагополучные» и «прочие». К первым отнесены 13 районов (10 районов Кубани, 2 — Ставрополья и один — Адыгеи). К неблагополучным — 20 районов, в том числе 6 кубанских, 7 донских, 7 ставропольских. Остальные («прочие») распределялись так: кубанских — 4, донских — 7, ставропольских — 4[337].
В то время как крайком признавал «прямое голодание» в отдельных станицах, М.А.Шолохов писал И.В.Сталину: «Вешенский район (на Дону) идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной — не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии... Большое количество людей пухлых. Это в феврале, а что будет в апреле, мае»[338].
338
Цит. по: Осколков Е.Н. Голод 1932-1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д, 1991. С. 71.