Г.Ф. Овчинников был делегатом XVI конференции ВКП(б) (апрель 1929 г.). В 1928-1930 г. был секретарем Вольского окружкома партии Нижне-Волжского края. После окончания курсов марксизма-ленинизма откомандирован в распоряжение Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), где работал секретарем парткома завода «Сельмаш», а затем секретарем Ростовского горкома ВКП(б). Будучи «особоуполномоченным» крайкома по хлебозаготовкам в Вешенском районе, он заявил секретарю райкома партии: «Ты думаешь крайком не знает о перегибах? Знает, но молчит. Хлеб-то нужен? План-то надо выполнять?» И рассказал случай из своей практики: «В 1928 г. я был секретарем Вольского ОК ВКП(б) Нижне-Волжского края. Во время хлебозаготовок, когда применяли чрезвычайные мероприятия, мы не стеснялись в применении жесточайших репрессий и о перегибах не разговаривали! На XVI Всесоюзной партконференции во время перерыва стоим мы с т. Шеболдаевым, к нам подходит Крыленко и спрашивает у Шеболдаева: «Кто у тебя секретарем Вольского ОК? Наделал во время хлебозаготовок таких художеств, что придется его, как видно, судить?»
«А вот он, секретарь Вольского ОК», — отвечает Шеболдаев, указывая на меня.
«Ах, вот как! — говорит Крыленко. — В таком случае, товарищ, зайдите после конференции ко мне».
Я подумал, что быть неприятности, дал телеграмму в Вольск, чтобы подготовили реабилитационные материалы; но после конференции на совещании с секретарями крайкомов Молотов заявил: «Мы не дадим в обиду тех, кто обвиняется в перегибах. Вопрос стоял так: или взять даже поссорившись с крестьянином, или оставить голодными рабочего. Ясно, что мы предпочли первое». После этого Крыленко видел меня, но даже и словом не обмолвился о том, чтобы я к нему зашел».
Этот факт характеризовал не только инициатора и вдохновителя перегибов Овчинникова, но и Молотова, взявшего под защиту перегибщиков.
Что касается других виновников перегибов, то Политбюро ЦК ВКП(б) фактически реабилитировало их. Так, Пашинский, работавший руководителем совхоза «Красный колос» и проводивший вместе с «агитколонной» хлебозаготовки в Вешенском районе, местными органами был исключен из партии, арестован и выездной сессией нарсуда был приговорен к расстрелу. Однако Политбюро ограничилось вынесением ему строгого выговора. Решение суда в отношении Пашинского и членов его «агитколонны» было аннулировано.
Не поднималась рука у Сталина на исполнителей его воли. Зато не дрогнула она в отношении крестьян.
Написанный им драконовский закон от 7 августа 1932 г. беспощадно карал смертной казнью или с заменой при смягчающих обстоятельствах 10-летним заключением «за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества»[353].
Действительный смысл этого ужасного закона (утверждавшего беззаконие!) был современникам вполне ясен: «за каждый срезанный колосок человека расстреливать». Так его оценила «группа Смирнова-Толмачева-Эйсмонта», члены которой — старые большевики — были исключены из партии и впоследствии репрессированы. Они считали, что «неуспех хлебозаготовок в Северо-Кавказском крае и на Украине объясняется старыми ошибками по сельскому хозяйству в проведении коллективизации», а А.П.Смирнов прямо заявлял: «Сволочи, подлецы, мерзавцы, до чего страну довели, черт знает, до чего докатились, до чего и царское правительство не докатывалось»[354].
Резко отрицательно отнеслись к закону от 7 августа 1932 г. крестьяне. В сводке ОГПУ признавалось, что большинство крестьян-единоличников прямо заявляли, что этот декрет «в первую очередь направлен на создание голода и загон единоличников в колхозы». Не лучше относились к нему и колхозники: «Этот декрет направлен против всех колхозников», «колхознику теперь один выход — или погибнуть с голоду или быть расстрелянным», «от пули легче умереть, чем от голода» и т.п. (Северо-Кавказский край).
Применение постановления от 7 августа 1932 г. сразу же приняло массовый характер. На Северном Кавказе за два месяца (август-сентябрь) в связи с хищениями хлеба было возбуждено 1884 следственных дел, по которым привлечено 3359 человек, среди них 450 колхозников, 821 бедняка, 1272 середняка, 521 зажиточный. К 25 сентября 1932 г. было осуждено 1525 человек — 63 к расстрелу, 1008 человек — к 10 годам лишения свободы, до 10 лет — 353, к принудительным работам — 61 и к условной мере наказания — 40 человек[355].
Всего по РСФСР менее, чем за год (август 1932 г. — июнь 1933 г.) был осужден 207831 человек, в том числе: к расстрелу — 9163 человека, к 10 годам лишения свободы — 152 908 человек и менее 10 лет лишения свободы — 46 760 человек[356].