Заметим, что по мере нарастания голода репрессии усиливались. Так, по закону от 7 августа 1932 г. в августе-декабре 1932 г. был осужден 76 961 человек, т. е. в среднем 15 392 человека в месяц, в январе-апреле 1933 г. — 20 313, а в мае-июне — 24810 человек. Это и понятно, голод заставлял людей идти на «преступления», чтобы не умереть от голода. На Северном Кавказе ст. 162 Уголовного кодекса РСФСР (мелкие хищения) почти не применялась. Поданным о 26 563 осужденных, эта статья применена только в отношении 4,4% осужденных. Но репрессии применялись не только по закону от 7 августа, но и за так называемый саботаж сева и хлебозаготовок, «контрреволюционные» выступления и т.п.
По данным Е.Н.Осколкова, в конце 1932 г.— начале 1933 г. в крае было арестовано и брошено в тюрьмы около 100 тыс. человек, в том числе 26 тыс. выслано на Север[357].
От голода в Северо-Кавказском крае погибло около одного миллиона человек.
Поволжье, Центрально-Черноземная область, Урал, Сибирь
Голод 1932-1933 гг. в Поволжье в отличие от голода 1921-1922 гг. был вызван не столько климатическими условиями (засухой), сколько антикрестьянской заготовительной и налоговой политикой советского руководства. Ходатайства местных органов власти о снижении планов хлебозаготовок центральным руководством отклонялись. Голод в ряде районо Нижнего и Среднего Поволжья сопутствовал коллективизации, особенно в 1931-1932 гг. Так, если в 1928 г. из урожая зерновых на Нижней Волге было изъято 26%, а на Средней Волге 22%, то в 1931 г. соответственно 44,3% и 34,4% (по другим данным 40,3% и 32,3%). Поэтому уже весной 1932 г. в ряде районов Нижнего Поволжья начался голод. Крестьяне с. Каменка Самойловского района весной 1932 г. писали в ЦИК СССР: «В настоящем ходатайствуем перед ЦИКом о спасении Каменского колхоза им. Блюхера, а именно: колхоз не имеет семенного материала ни одного килограмма, как то: овса, пшеницы, проса, кукурузы. Что касается питания колхозников, то тоже не имеется ни зерна; питание колхозников заключается в следующем: корнеплодами, т. е. картофелем и свеклой, и таковое питание не у каждого, и некоторые даже питаются от голода падалью лошадей и свиней, несмотря на то, что от какой боли животное погибло. Несколько раз было предупреждение колхозникам, чтобы падаль не ели, но они отвечали: «Все равно нам помирать от голода, а употреблять падаль будем, хотя бы и заразная скотина: или же нас расстреливайте, нам жизнь не нужна...». На каждом заседании просим правление ходатайствовать о питании, хотя бы по 100 гр. на едока в день...».
Заявление подписало 62 человека[358].
По данным обследования В.В.Кондрашина, масштабы голода 1932-1933 гг. в деревнях Нижнего Поволжья были велики. Такие населенные пункты, как Ивлевка Аткарского района, село Старые Гривки Турковского района, колхоз им. Свердлова Федоровского кантона Автономной республики немцев Поволжья (АССРНП) почти полностью обезлюдели[359]. Например, в семье жителя с. Монастырское Калининского района Саратовской области в 1933 г. от голода умерло 8 человек. Такая же участь постигла и семью крестьянки П.И.Губановой (с. Камантай Вольского района) и т. д.
Голод в Нижне-Волжском крае начался в 1932 г., поэтому секретарь крайкома ВКП(б) В.В.Птуха в декабре 1932 г. просил Политбюро увеличить план хлебоснабжения на январь 1933 г. на 1,9 тыс. тонн, но его ходатайство было 27 декабря отклонено. Было решено отпустить краю 1 тыс. тонн хлеба авансом «в счет отчислений на местные нужды от закупки хлеба, которая будет производиться после выполнения полностью годового плана хлебозаготовок по Нижне-Волжскому краю»[360].
В отчете политотдела Самойловской МТС в Политуправление НКЗ СССР сообщалось о тяжелом продовольственном положении и голоде в колхозах района деятельности МТС. В Еловатском колхозе «Завет Ильича» крайне тяжелое положение с продовольствием сложилось с февраля 1933 г.: «...ряд честных и добросовестных колхозников не выходили и не выходят на работу только потому, что истощены и с отеками на теле (пухлые ноги, лицо, живот, запор и т.д.), потому, что от систематического недоедания превратились в инвалидов... Я много обследовал ряд колхозных хозяйств, — сообщал начальник политотдела, — и пришел к такому заключению, что в Еловатке голод охватил большинство хозяйств и угрожает вымиранием колхозников. За последние 10 дней в Еловатке умерло 45 человек, в том числе 36 колхозников... Были случаи, когда трупы не убирались по нескольку дней ввиду беспомощного положения остальных членов семьи умершего... Обнаружены факты погребения колхозников на своих усадьбах без гробов. Имел место случай, когда двое голодавших пошли в поле на охоту за сусликами и оттуда не вернулись — умерли у суслиных нор».
359
Кондрашин В., Пеннер Д. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне. Самара-Пенза. 2002. С. 217.