Такое же положение было и в колхозах, обслуживаемых Благовещенской МТС. «Необходимо принять энергичные меры по оказанию продовольственной помощи колхозникам и единоличникам», — считал начальник политотдела МТС Д.Михайленко[361].
В районе деятельности Шентальской МТС за январь-апрель 1933 г. опухло от голода 1532 человека, умерло от голода 259 человек. В Тамалинском районе на почве голода с января по 25 марта 1933 г. опухло 1028 человек (624 колхозника), умерло 725 человек, в том числе 520 колхозников. На одном из участков Тамалинской МТС за это же время из 2543 человек населения опухло 195 человек и умерло 253 человека. Умирали не только дети и старики, но и колхозники от 20 до 40 лет, поскольку они получаемый в качестве общественного питания хлеб отдавали своим детям[362].
Еолодали колхозники сел Козловка, Суляевка и Пылково Лопатинской МТС, так как употребляли в пищу различные травы, грибы (мухоморы), в результате чего «значительное число умерло». Всего за первое полугодие 1933 г. население уменьшилось на 800 человек, включая детей и стариков. В селе Козловка зарегистрирован случай людоедства. После смерти мужа от голода семья в 6 человек осталась без средств существования. Через несколько дней после смерти мужа умер и 11-месячный ребенок, которого решили употребить в пищу. На допросе мать призналась в людоедстве. «Я вынуждена была пойти на это преступления в силу совершенного отсутствия средств существования хлебом»[363].
В селе Семеновка (Мокроусовская МТС) зимой 1933 г. умерло более 250 человек «зарегистрированных и очень много людей без регистрации». В районе деятельности Квасниковской МТС в.январе-мае 1933 г. умерло 355 человек[364].
В колхозе «Весткамф» (Автономная республика немцев Поволжья) с января по 20 мая 1933 г. умерло от голода 110 человек, в том числе 95 колхозников, выработавших от 200 до 500 и больше трудодней.
Бригада писателей во главе с Борисом Пильняком, побывавшая весной 1933 г. в автономной республике, в письме Сталину сообщала о голоде, в результате которого население уменьшилось на 25%.
Председатель Комитета заготовок при СТО М.А.Чернов отрицал это, приводя следующие данные: за 1932 г. убыль населения в Немреспублике уменьшилась на 29 152 человека и за 9 месяцев 1933 г. еще на 29 656 человек. Итого — 58 808 человек, т. е. на 10%. При этом он умолчал, что это была избыточная смертность и приходилась она на сельскую местность. В городах, например, в Энгельсе, население за это время выросло на 17 тыс. человек.
Вместе с тем, Чернов признал факт, что «ГПУ действительно указало ЗАГСу на необходимость при регистрации смертей выкинуть примечание «умер от голода». В условиях особой засоренности чуждыми элементами статаппарата, последние стремились каждую смерть отнести к смерти от голода для сгущения красок». И далее он писал, что «имели место употребления в пищу сусликов и суррогатов, но это является характерно не только для Немреспублики, но и для ряда левобережных районов края»[365].
Это, конечно, верно. Начальник Болыне-Озерской МТС Балтайского района в одном из своих донесений писал: «около 90-95% колхозников питаются суррогатом. Значительно возросла смертность взрослого населения и детей. В настоящее время (весна 1933 г. — Лете.) имеем ежедневную смертность как взрослого населения, так и детей на почве голода. В Новольцево умерших в землю не зарывают... В одном из колхозов, Паникском, зарегистрирован случай людоедства, съедена восемнадцатилетняя девушка»[366].
Австралийский ученый С.Уиткрофт на основании изучения материалов Центрального статистического управления СССР (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 41) пришел к выводу о том, что если в селах Нижнего Поволжья в первой половине 1932 г. рождаемость превышала в 1,9 раза смертность, то во второй половине года (июль-декабрь) число родившихся и умерших (на 1000 человек) сравнялось, а в 1933 г. смертность превысила в 2,4 раза рождаемость. Эта тенденция продолжалась, как следствие голода 1933 г., и в первой половине 1934 г. — уровень смертности в 1,3 раза превышал уровень рождаемости. И только во второй половине 1934 г. (июль-декабрь) рождаемость в 1,8 раза превысила смертность[367].
Писатель Михаил Алексеев, сам переживший голод в Поволжье, писал: «В 1933 г. был страшный голод. Вымирали целые семьи, дома разваливались, улицы деревни пустели».