Чрезвычайные меры переполнили чашу терпения крестьян, и они решались на крайние меры. В 1928 г. было зарегистрировано около 1400 террористических актов против сельских активистов. В официальных документах партийных и карательных органов террористические акты и крестьянские волнения трактовались как кулацкие или организованные ими выступления. На самом деле это было проявление недовольства крестьян политикой советской власти в деревне.
Оправдывая применение чрезвычайных мер, Сталин на апрельском 1928 г. пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) говорил, что статью 107 УК РСФСР пришлось применить якобы потому, что в 1928 г. сложились чрезвычайные обстоятельства, созданные «спекулянстскими махинациями кулачества» и угрожавшие голодом. В будущем году, если «не будет чрезвычайных обстоятельств и заготовки пойдут нормально, 107 статья не будет иметь применения. Если же «капиталистические элементы начнут опять «финтить», 107 статья снова появится на сцену»[30].
Противников применения чрезвычайных мер Сталин решительно осудил: «Было бы глупо говорить на этом основании об «отмене» нэпа, о «возврате» к продразверстке и т. д. ...Нечего и говорить, что такие люди не имеют ничего общего с ленинизмом, ибо таким людям нет места и не может быть места в нашей партии»[31].
В числе противников применения чрезвычайных мер были видные деятели большевистской партии члены Политбюро Н.И.Бухарин, А.И.Рыков, М.П.Томский, кандидат в члены Политбюро ЦК Н.А.Угланов, заместитель наркома финансов СССР М.И.Фрумкин и другие. Н.И.Бухарин, например, считал, что наступление на кулака должно ограничиться экономическими мерами, а не административно-репрессивными. М.И.Фрумкин в письме в Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 июня 1928 г. поставил под сомнение политику партии в деревне. Он считал, что «ухудшение нашего экономического положения заострилось благодаря новой после XV съезда политической установке по отношению к деревне», в результате чего вся деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против Советской власти[32].
Сталин в записке «Членам Политбюро ЦК. Ответ Фрумкину» обрушился на автора письма, обвинив его в ревизии решений XV съезда партии и апрельского (1928 г.) пленума ЦК и ЦКК ВКП(б). Тем не менее, он вынужден был признать, что мероприятия в хлебозаготовках 1928 г. носили «чрезвычайный характер», но зато «обеспечили крупнейшие успехи в деле усиления хлебозаготовок». Не отрицал он также и тот факт, что «удары, предназначенные для кулака, падают иногда на головы середняков и даже бедняков», но виноваты в этом местные работники, а не партийно-государственное руководство в центре. Признал он также, что боролись с кулаком путем раскулачивания, но виноваты в этом «некоторые наши работники на местах»[33].
И в заключительной части записки Сталин писал: «При первом взгляде может показаться, что письмо Фрумкина составлено под флагом защиты дела союза с середняком... На самом деле письмо Фрумкина является ходатайством за облегчение кулака, ходатайством за отмену ограничений в отношении кулака. Кто хочет укрепить дело союза с середняком, тот не может требовать ослабления борьбы с кулачеством»[34].
В.М.Молотов полностью согласился с критическими замечаниями Сталина в адрес М.И.Фрумкина[35]. Фактически письмо Фрумкина ими квалифицировалось как платформа правого уклона в партии. И хотя в тот момент имена Н.И.Бухарина, А.И.Рыкова и М.П.Томского как выразителей правого уклона не назывались, но они уже подразумевались. Это чувствовалось по выступлению Сталина на июльском (1928 г.) пленуме ЦК, не говоря уже о последующих. Оправдывая чрезвычайные меры 1928 г., Сталин не исключал их и в будущем. При этом он ссылался на В.И.Ленина, который считал, что и в условиях нэпа возможны комбедовские методы борьбы с кулачеством и зажиточным крестьянством, например, в случае войны[36]. Но ведь в 1928 г. войны не было! Тем не менее, в ходе хлебозаготовок 1928 г. применялись обыски, конфискации без суда зерна, действовали заградительные отряды, принудительно размещался крестьянский займ и т.п.